Сомневаюсь, что настанет день, когда я не остановлюсь и не посмотрю на него. Он владеет мной во всех отношениях — точно так же, как я владею им. И это лучший тип сопричастности, который я когда-либо испытывала.
Возможно, мы с Джонатаном и не начинали как в сказке, учитывая его поведение тирана, но я бы не пожелала другого начала. Если бы он не загнал меня в угол так, как он это сделал, если бы не погнался за мной после того, как я убежала, мы бы не оказались там, где мы есть сегодня.
В течение последних нескольких недель он обращался со мной как со своей королевой — купал меня, кормил и даже отвозил на работу, потому что он не доверяет ни одному другому «ублюдку». Ночью — и по утрам — он владеет моим телом во всех смыслах этого слова. Он доминирует и доставляет мне удовольствие. Он воспламеняет мою кожу каждым прикосновением, пока я не превращаюсь в законченную наркоманку.
Он поднимает голову, когда я обхожу стол и встаю перед ним. Он смотрит на свои часы.
— Ты здесь.
— Это проблема?
— Ты должна была вернуться через час, и я привезти отвезти тебя.
— Я могу вести машину сама.
— Нет.
— Перестань быть тираном.
Он приподнимает бровь.
— Тебе это во мне нравится.
— Нет, я не знаю.
Ладно, возможно, я и знаю, но он никогда этого не узнает.
— Дай мне свою руку.
Он не протестует, когда я снимаю с него часы, открываю коробку и достаю темно-серые, над которыми работала несколько месяцев. Наверное, у меня была идея сделать это с первого дня, как я переступила порог этого дома.
Его мужской дизайн и размер идеально подходят к запястью Джонатана, когда я пристегиваю его ремнем. Я с восхищением смотрю на свою работу, но потом понимаю, что не спрашивала его мнения.
— Он единственный в своем роде, так что лучше, чтобы он тебе понравился. Или притворись, — выпаливаю я. — Нет, не притворяйся. Тебе должно понравиться.
Он улыбается, его черты смягчаются от движения.
— Ты планируешь массовое производство?
— Нет, это специально сделано для тебя. Я имею в виду, я думала о тебе только тогда, когда работала над этими часами.
— Тогда я не сниму это никогда.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Значит ли это, что тебе нравится?
— Мне нравится все, что ты делаешь, но так как это специально для меня, давай скажем, что это твоя лучшая работа.
Я обнимаю его за шею, пальцы запутываются в его волосах, когда я оставляю поцелуй на его лбу.
— У меня тоже есть для тебя подарок.
Я отступаю от его слов.
— Какой подарок?
— Я полностью передал акции H&H обратно тебе и Лейле
Огромная ухмылка растягивается на моих губах.
— Ты сделал это?
Он кивает.
Ошеломляющая радость подавляется обреченным осознанием. Моя улыбка исчезает так же быстро, как и появилась.
В нашем соглашении говорилось, что он вернет акции только в конце шестимесячного периода.
Эти шесть месяцев почти закончились.
Понятия не имею, почему я думала, что это больше не имеет значения. Клянусь, это потому, что этот проказница Лейла укрепляет мои надежды. Две недели назад, когда я вернулась в свою квартиру, чтобы забрать кое-что из своих вещей, мы обнаружили, что Джонатан теперь владеет зданием. На самом деле, он купил недвижимость вскоре после начала нашего соглашения.
Тот факт, что он смог ворваться в мою квартиру в тот день, когда я упала в обморок, имел больше смысла. Потом Лейла сказала мне, что если он купил гребаное здание, в котором я живу, то у Джонатана есть долгосрочные планы на меня.
По-видимому, нет.
— И что теперь? — мои губы дрожат, когда я убираю руки с его шеи. — Это мой билет, чтобы уехать?
— Твой билет?
— Ну, разве ты не возвращаешь мне акции, чтобы я ушла?
— Это то, что ты думаешь?
— Разве не поэтому ты это сделал? — мой голос надломлен и обижен даже для собственных ушей.
Он хватает меня за талию и тянет так, что я оказываюсь сидящей на его твердых бедрах. Эта поза стала слишком знакомой. Мысль о том, что у меня никогда больше этого не будет, более болезненна, чем быть зарезанной.
Пальцы Джонатана впиваются в мою тазовую кость, нежные, но твердые.
— Все как раз наоборот.
— Наоборот?
— Я вернул тебе акции, чтобы ты не осталась только потому, что я держу их у тебя над головой.
Глубокий вдох вырывается из моих легких, когда его серые глаза держат меня в заложниках.
— Означает ли это, что ты даешь мне возможность выбрать, уйти мне или остаться?
Он резко кивает.
— Но если ты решишь уйти, я могу сыграть нечестно.
— А когда ты так не делал?
— Ты уже знаешь мои методы, так что выбирай с умом. Я дам тебе немного времени подумать.
— Мне не нужно время.
Он прищуривает глаза, пальцы сжимаются на моем бедре.
— Если ты в настроении, чтобы тебя преследовали, буду рад услужить.
Я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
— Я никуда не уйду.
— Нет?
— Я вроде как привыкла к тебе. Было бы странно завести другого соседа по комнате.
— Да?
— Да. Я люблю тебя, Джонатан.
Он улыбается, искренняя улыбка, которая освещает его серые глаза и угрожает остановить мое сердце.
— Ты любишь меня, да?