Возвышение Меркурия. Книга 10

Дева перевела на меня взгляд и неожиданно нахмурилась, а кожа на лбу сошлась морщинами. В глазах же появилось вполне искреннее недоумение. Да и отец посмотрел на дочь с неожиданным вопросом и некоторой скорбью в глазах. Зато начала говорить встрепенувшаяся мать.

— У нас тогда были сложные отношения в семье. Но вы уж простите, граф — это наше личное дело.

Ратибор с укоризной глянул на меня, явно не одобряя тона и смысла вопросов. Я же придал лицу извиняющийся вид и, снова посмотрев на деву, поинтересовался.

— Прошу простить меня, пани. Иногда не могу удержаться от дурацких вопросов. Может быть тогда расскажете о вашем детстве? Мне крайне любопытно, как среди множества полевых цветов выросла настолько прекрасная роза.

Формулировка была не самой удачной, но мне требовалось хотя бы какое-то обоснование для интереса к этой теме. Собственно, основной задачей было обозначить вопрос и оценить реакцию. Потому как я сомневался, что услышу от неё хоть какой-то внятный ответ.

Так и произошло — стоило смертной задумчиво свести брови вместе, придумывая, что именно ответить, как снова вклинилась её мать.

— Вы слишком напираете на нашу девочку, пан. Вы же видите, она смущается. Давайте лучше поговорим о будущем мальчиков. Поймите, денег мы не просим. Но было бы неплохо, имей дети возможность видеться с отцом.

Тот из двойняшек, что выглядел более тощим, внезапно засеменил к Оболенскому, вытягивая ручонки. Умилившийся князь подхватил ребёнка, усадив себе на колени. Я же отпил ещё чаю и, посмотрев на эту идеалистическую картину, заметил.

— Не советовал бы брать его на руки, Ваше Сиятельство.

Оболенский непонимающе моргнул и возмущённо поинтересовался.

— Это ещё почему? Вон посмотрите, как за усы дёргает. Признал папку-то.

Дева умильно наблюдала за ребёнком, её отец меланхолично вгрызался в бублик, а вот мать вопросительно смотрела на меня, тоже ожидая ответа.

— Понимаете, князь, бывает такое, что с виду перед вами милейшее создание, которое кажется абсолютно безобидным. Но внутри него плещется тьма, способная поглотить вашу душу.

Кавалергард помолчал, переваривая мои слова. Впился напряжённым взглядом в лицо сразу захныкавшего сына. И через секунду с лёгким раздражением заявил.

— Прямо скажу вам, граф — юмор, это не ваше. Посмотрите, что вы наделали? Он же плачет.

Бабушка ребёнка с укоризненным видом причмокнула губами.

— Что ж вы такое говорите-то, пан? Какая тьма может быть в таких малых детках?

Ответив ей внимательным взглядом, вопросительно приподнял брови.

— Вот вы мне и расскажите. Что такого вы сделали с детьми Ратибора и к чему весь этот маскарад?

Патриций повернул ко мне голову и зычно возмутился.

— Ну право вам, Василий. Сами же видите, нет в мальцах ничего. Ни капли чужой силы. Обычные детишки.

Смертная, которую после моих слов на мгновение сковал паралич, чуть расслабилась и даже кивнула в такт словам князя.

— Вот-вот, откуда у вас мысли такие только взялись? Как можно о чём-то таком подумать?

Я усмехнулся и откинулся на спинку стула.

— Знаете, когда видишь изменённую память, с которой поработали методом, что не заметен даже для такого сильного Одарённого, как Его Сиятельство, невольно начинаешь задаваться вопросом о том, кто и ради чего подобное провернул?

Лицо смертной закаменело, а князь посмотрел на меня уже с совсем другим выражением. Потом чуть отстранил от себя мальчика и ещё раз прошёлся взглядом. Снова повернулся ко мне, хмуря брови.

— Вы уверены, Василий? Я ведь и правда ничего не чувствую. А с памятью, знаете-ли, так не работают.

Мне снова пришлось с невозмутимым видом пожать плечами.

— С ней ещё и не так работают, князь. Думаю, сейчас мы получим ответ от этой женщины. Она ведь тут единственная, у кого должен быть кусочек настоящих воспоминаний.

Последняя фраза заставила смертную удивлённо моргнуть.

— Кусочек? — сухой голос звучал тихо и с нервным надрывом, как будто женщина готова вот-вот сорваться в истерику.

— Совсем небольшой, — утвердительно кивнул я, с интересом глядя на неё.

Осознав, что с детьми что-то не так, я обратил внимание и на разумы взрослых. С ними операцию провели в том же ключе, но скрыли следы куда более успешно. В основном, по той причине, что им не пришлось составлять комбинацию из обрывков воспоминаний, стремясь вылепить их них единую структуру. Вместо этого, неизвестные использовали цельную личность, лишь скорректировав её память. Что-то убрали, что-то добавили, кое-где сместили акценты и заменили образы других людей. Не самая сложная процедура для того, кто хорош в ментальных техниках. Я вот в них откровенно плох — моего уровня хватило лишь для того, чтобы обнаружить подмену. Сделать что-то подобное самостоятельно я бы не смог. Да и покопаться в деталях чужой работы тоже вряд-ли.

— Это невозможно. Я единственная, кто унаследовал этот Дар. Никто больше не способен менять людям память!

Оболенский осторожно ссадил со своих колен мальчишку, поставив его на землю. И с нехорошим прищуром посмотрел на смертную. Я хорошо чувствовал давление его ауры, которая, несмотря на явные усилия патриция, прорывалась наружу.