Возвышение падших (СИ)

Отставив кубок, полный вина, на стол, шехзаде Сулейман улыбнулся детям и раскинул руки в стороны, после чего дети радостно подбежали к нему и обхватили своими руками. Наблюдая за этим, Айсан Султан счастливо улыбнулась, забыв о трауре и о своём беспокойстве.

Некоторое время шехзаде Сулейман общался с детьми, соскучившимися по нему, но вскоре Айсан Султан велела служанке отвести их обратно в покои и уложить спать, так как время было довольно-таки позднее.

Оставшись наедине с мужем, она опустилась рядом с ним на тахту, и, сочувственно улыбнувшись, обняла за шею. Шехзаде Сулейман не сразу ответил на объятие, но после спрятал лицо в её чёрных волосах, вдыхая их аромат — успокаивающий и родной.

— Мы это переживём, — произнесла Айсан Султан, не размыкая объятие. — И снова будем счастливы. Ты, я, наши дети… Зеррин Султан.

— Я устал, — будто не услышав её, признался мужчина. — От всего этого… Борьба за власть, интриги, смерти.

— Мне остаться? — осторожно спросила султанша, и, когда шехзаде Сулейман отрицательно покачал рыжеволосой головой, поджала губы и поднялась с тахты. — Спокойной ночи. И… Ты должен поверить, что всё будет хорошо. Я верю. И сделаю всё, чтобы ты был счастлив. Я с тобой.

Коротко и привычно поцеловав его в губы, Айсан Султан поклонилась и вышла. Не успел шехзаде Сулейман взять кубок, полный вина, и поднести его ко рту, как снова раздался стук в двери.

— Да в чём дело-то? — раздражённо процедил он, когда Касим-ага снова вошёл в покои.

— Пришли вести с европейских земель. Среди них я встретил одну весть, которая, полагаю, будет интересна не только вам, но и всей вашей семье, — взволнованно сообщил Касим-ага. — Благо, до Манисы они дошли быстрее, чем куда-либо, ведь наш санджак западнее Амасьи и прочих санджаков.

— С европейских земель? — скептически переспросил шехзаде Сулейман, всё-таки осушив кубок с вином. Отставив его на стол, он поморщился. — Пока что не интересно.

— В Генуе свершился очередной государственный переворот. Надеюсь, вы помните, кем является Рейна Дориа?

Тут же напрягшись, шехзаде Сулейман посмотрел на Касима-агу, чувствуя, как сердце всё быстрее и быстрее бьётся о рёбра. Неужели…

— Помню. Разве она не погибла вместе с Эдже Султан в пожаре много лет назад?

— Если бы она погибла, то как бы стала королевой Генуи? По донесениям она за несколько лет сколотила флот где-то в Греции, собрала небольшую армию и обрушила их на Геную где-то с месяц назад. Всех, кто её поддерживал и был с ней в трудные годы, наградила должностями при себе. Те же донесения содержат и информацию о том, что её наследницей и теперь уже принцессой является её племянница по имени Эдже.

— Эдже… — ошеломлённо повторил шехзаде Сулейман, а после неверяще покачал рыжеволосой головой и несколько нервно рассмеялся. — Значит, сбежала. Я знал… Знал, что она жива.

Касим-ага, видя, какое облегчение и воодушевление испытывает шехзаде Сулейман от этих новостей, непонимающе нахмурился.

— Пусть принесут ещё вина, — с намерением забыться в радости и воодушевлении велел тот.

Ожидая, когда принесут кувшин с новой порцией вина, шехзаде Сулейман не мог усидеть на месте, оттого волнительно расхаживал по опочивальне.

Все эти годы он чувствовал, что она жива. Не зря отказывался до конца поверить в то, что погибла. Эдже Султан всё ещё жила в его сердце. Он её чувствовал. Или, узнав о том, что она выжила, попросту уговаривал самого себя в это поверить?

Камень, долгие годы назад отяжеливший его сердце, разбился на мелкие куски. Тяжесть, возникшая от боли потери, пропала. Наступили облегчение и эйфория, перемежающиеся с желанием тут же отправиться в Геную и увидеть её.

Теперь всё изменится. Шехзаде Сулейман наконец-то поверил в то, что всё может быть хорошо. Он отправится за ней и вернёт в семью, на родину. Во всём признается и будь, что будет. Ему нечего бояться, когда она жива.

Вошедшая в покои служанка с кувшином вина поставила его на стол и как-то странно покосилась на шехзаде Сулеймана, но тот ничего не заметил, находясь во власти своих чувств и переживаний.

Спешно подойдя к столу, он наполнил вином из кувшина кубок и залпом осушил его. После налил ещё один, и ещё один, и ещё… Остановился только тогда, когда желудок запротестовал, наполнившись резкой болью, а голова пошла кругом.

Шехзаде Сулейман, тяжело дыша, откинулся на спинку тахты и прикрыл глаза, так как зрение слегка помутилось. Боль в желудке нарастала, став из неприятной обжигающе-острой. Он попытался позвать на помощь, дабы сделали хоть что-то, избавили от этой боли и от этой черноты, вставшей перед глазами, но не мог. Горло будто сдавило чем-то, и, хрипя, он попытался встать с тахты, но вместо этого рухнул на пол.

Не сдаваясь, он пополз по полу в сторону дверей, хрипя и кашляя кровью. Его опьянённый разум не мог сообразить, что всё это значит и что происходит. Казалось, что внутренности горели огнём, кашель и кровь, льющиеся из носа и горла, не давали дышать, а перед глазами стояла тьма.