Возвышение Сайласа Лэфема

На этой частичной уступке с ее стороны ссора прекратилась, и Лэфем замкнулся в мрачном молчании. Настал канун обеда, а вопрос о перчатках все еще не был решен и решиться, видимо, не мог. На всякий случай Лэфем купил пару и, стоя у прилавка, потел, пока продававшая их молодая особа помогала ему их примерять; под ногтями у него набился тальк, который она щедро насыпала в перчатки, с трудом налезавшие на его толстые пальцы. Но он не был уверен, что наденет их. Они наконец раздобыли книжку, где говорилось, что дамы снимают перчатки, садясь за стол; но о мужских перчатках ничего не было сказано. Он оставил жену перед зеркалом в новом полузастегнутом платье и спустился вниз в свой маленький кабинет рядом с гостиной. Закрывая за собой дверь, он увидел Айрин, которая расхаживала перед высоким зеркалом в своем новом платье, и ползающую следом за ней на коленях портниху. Рот у портнихи был полон булавок, и она иногда останавливала Айрин, чтобы вколоть одну из них в шлейф. Пенелопа сидела в углу, критикуя и подавая советы. Лэфем почувствовал отвращение и презрение к себе и своему семейству и всем этим хлопотам. Но тут он увидел в зеркале лицо девушки, сиявшее красотой и счастьем, и сердце его смягчилось отцовской нежностью и гордостью. Для Айрин этот вечер будет огромным удовольствием, и она, конечно же, всех затмит. Он подосадовал на Пенелопу, зачем та не идет; пусть бы там послушали, как она умеет говорить. Он даже оставил свою дверь приоткрытой, прислушиваясь к тому, что она «отпускает» Айрин. Решение Пенелопы очень его огорчало, и, когда они на следующий вечер собрались ехать без нее, мать девушки заставила ее утешить отца:

— Постарайся увидеть во всем этом хорошую сторону. Вот посмотришь, будет даже лучше, что я не поехала. Айрин не надо и рта раскрывать — все и без того увидят, как она хороша; а мне, чтобы блеснуть остроумием, надо заговорить, а это может и не понравиться.

Он рассмеялся вместе с ней над своим отцовским тщеславием; и вот они уехали, а Пенелопа закрыла дверь и пошла наверх, плотно сжав губы, чтобы не вырвалось рыдание.

14

Семья Кори была одним из немногих старых семейств, еще оставшихся на Беллингем-Плейс, красивой и тихой старой улице, на которой, к сожалению сочувствующего наблюдателя, скоро останутся одни меблированные комнаты. Дома там высокие и величавые, и на всем лежит печать аристократической уединенности, которую отец миссис Кори, когда завещал ей дом, считал навеки неизменной. Дом этот один из двух явно созданных одним и тем же архитектором; он же выстроил в том же духе и несколько домов на Бикон-стрит, напротив Общинного Луга. Дом имеет деревянный портик, стройные колонны с каннелюрами, всегда окрашенными в белый цвет и вместе с изящной лепкой на карнизе составляющими единственное и достаточное украшение фасада; ничего не может быть проще и красивее. Во внутренней отделке архитектор также обнаружил свою склонность к классике; низкий потолок вестибюля опирается на мраморные колонны с такими же каннелюрами, что и у деревянных колонн фасада; широкая, изящно изогнутая лестница поднимается над мозаичным полом. Вдоль стен тянулось несколько резных венецианских scrigni[3], у подножия лестницы лежал ковер; но, в общем, и в меблировке соблюдалась простота архитектурного замысла, и глазам Лэфемов комната показалась пустоватой. Прежде Кори держали лакея, но когда Кори-младший стал наводить экономию, лакея заменила чистенькая горничная, которая провела полковника в приемную, а дам попросила подняться на второй этаж.

Айрин наставляла его, чтобы в гостиную он вошел вместе с ее матерью, и он целых пять минут натягивал перчатки, которые с отчаяния решил все же надеть. Когда эти перчатки — шафранного цвета, рекомендованного продавщицей, — были наконец надеты, его большие руки стали похожи на окорока. Он вспотел от сомнений, подымаясь по лестнице; ожидая на лестничной площадке миссис Лэфем и Айрин, он смотрел на свои руки, сжимая и разжимая кулаки и тяжело дыша. За портьерой послышался негромкий говор; появился Том Кори.

— Очень рад вас видеть, полковник Лэфем.

Лэфем пожал ему руку и, чтобы объяснить свое присутствие здесь, сказал, задыхаясь:

— Жду миссис Лэфем. — Правую перчатку ему так и не удалось застегнуть, и теперь он, стараясь принять равнодушный вид, стягивал обе, так как увидел, что Кори был без перчаток. Когда он засунул их в карман, его жена и дочь появились на лестнице.

Кори приветствовал их очень радушно, но с некоторым недоумением. Миссис Лэфем поняла, что он безмолвно справляется о Пенелопе, но не знала, надо ли извиняться сперва перед ним. Она ничего не сказала, а он, бросив взгляд наверх, где, видимо, задержалась. Пенелопа, отодвинул перед Лэфемами портьеру и вошел в гостиную вместе с ними.