Возвышение Удалова

— Тогда к товарищу Карасю, — не стал спорить тот, что был в сером пиджаке. С ним тоже не спорили.

Удалова провели в кабинет Карася. Они быстро шли коридором, впереди Карась, за ним Удалов, сзади человек в сером, который не оставлял попыток перепилить ремешок, а совсем сзади милиционер Селькин, которого взяли с площади.

Действие

Секретарша Карася, Мария Пахомовна, давнишняя приятельница удаловской жены Ксении, увидела это шествие, но не разобралась в его значении.

— Корнелий Иванович, здравствуй, — сказала она. — Грибов набрал?

Ведро с грибами осталось в машине под охраной шофера, но Удалов все равно ответил женщине открыто и прямо, как всегда всем отвечал.

— Какие там грибы! — сказал он. — Одни сыроежки. Правда, три белых.

Он забыл, что белый был один и тот червивый. Человек в сером подтолкнул Удалова в спину, а милиционеру велел остаться возле Марии Пахомовны. Уже скрываясь в двери кабинета, он обернулся и сказал:

— Он такой же Удалов, как ты курица. Понятно?

— Нет, — сказала секретарша.

— Потом поговорим, — сказал человек в сером. — Понятно?

— Нет! — воскликнула бедная женщина. — Корнелий Иванович, что происходит?

Карась зашипел как змея.

Хлопнула обитая черной кожей дверь, и они остались в кабинете втроем.

— Вот так, — сказал человек в сером, подходя поближе к Карасю и говоря шепотом, чтобы Удалов не слышал. — Неизвестно, может быть, он знает русский язык. Поэтому нужна осторожность…

— Знаю язык, знаю, — вмешался Удалов, который все слышал.

— Не перебивайте, — сказал ему человек в сером и принялся вновь шептать на ухо Карасю: — Их обучают нашему языку. Так что в его присутствии ни-ни. Я уже дал указание осмотреть его корабль. Думаю, его сбили наши славные соколы из хозяйства Пантелеенко. Теперь вы будете его отвлекать. Поговорите с ним, а я пойду на связь.

Серый человек испарился, будто его и не было. Удалов мог бы поклясться, что дверь он не открывал и к окну не приближался. Сеня Карась был несколько смущен обществом Удалова и начал листать англо-русский разговорник, разыскивая какое-то нужное выражение.

— Семен, — сказал Удалов, когда они остались одни, — не узнаешь ты меня разве?

Карась наконец нашел нужное выражение и произнес:

— Ду ю лайк аур кантри?[3]

— Этого я не понимаю, — сказал Удалов. — Это я забыл. Раньше знал иностранные языки, потом забыл.

Карась Удалова понял и испугался. Он был мужчиной некрупным, но полным в животе и чем-то похож на Удалова.

— Нравится ли вам пребывание в нашей стране?

— Если ты, Семен, — сказал удрученно Удалов, — все еще думаешь, что я китаец, то ошибаешься, потому что я русский и живу на Пушкинской, дом шестнадцать. А если мое слово меньше значит, чем слова вашего товарища, с которым я раньше почти не встречался, то мне это обидно.

— Его к нам из области перевели. — Карась осекся, взял себя в руки, вспомнил, что не имеет права иностранному космонавту выдавать внутренние тайны, и схватился за разговорник. — Вот из йор нейм? — спросил он и на всякий случай перевел: — Как ваше имя?

— Удалов мое имя, — ответил устало Корнелий Иванович.

— Знаю, — сказал Карась с некоторым раздражением, какое испытывает руководитель, сталкиваясь с тупостью подчиненного. — Знаем. А на самом деле как?

— Допрашивать меня не здесь надо, — возразил Удалов. — Хотя оснований для этого не вижу. Ведро мое видел? С грибами? Вот я за грибами и шел. А тут корабль упал. Я в него зашел, шапочку взял, а вы приехали. Ну в чем я виноват перед народом и правительством?

— А он куда делся? — строго спросил Карась.

— Кто?

— Который сначала прилетел?

— Которые там были, на трех ножках, в лес сбежали.

— Почему же это они в лес сбежали? Тебя испугались?

— Может, и меня, но вряд ли. Так ты, Семен, лучше бы ловил настоящих пришельцев, чем известного работника городского хозяйства брать в плен и возить под охраной.

— Понимаешь, Удалов, какое дело… — ответил Карась, как бы признавая этим, что и Удалов имеет право на существование. — Ты не представляешь, какой хитрости достигают наши идеологические противники. Для них прикинуться моим знакомым соседом Удаловым ничего не стоит.

— А где же тогда Удалов?

— Чего пристал — где да где? Нет Удалова! Закопали. Может, ты сам и закапывал!

— Это сам себя, что ли?

— Давай не будем притворяться, а?

— Я тебе это припомню. Ты лейку вчера просил? Черта с два теперь получишь.

— А ты не грози. Мне твоя вдова даст.

Тут за дверью послышался страшный шум и грохот ломающейся мебели.

— Ни с места! — взвизгнул Карась, прижав тяжелым животом Удалова к письменному столу и взяв в руку массивную пепельницу.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась Ксения Удалова с дымящейся кастрюлей в одной руке и паспортом в другой. Весть о том, что Удалова взяли, настигла ее на кухне, и, не выпуская из рук кастрюли, она схватила паспорт Корнелия, сунула туда свидетельство о браке и побежала в горисполком.

— За что взяли? — крикнула она с порога. — Ничего он не сделал, а если чего натворил, то по незнанию. Отпустите, умоляю вас и заклинаю последними словами!