Возвышенное (ЛП)

Однажды утром она спрашивает его, о чем он думает, и он резко и честно отвечает:

– О том, как чувствовал тебя на тропе, – это заставляет ее повернуться и уйти, скрестив руки на груди, словно удерживая себя от разрушения.

Но с извиняющейся улыбкой она находит его позже, после уроков. И он говорит это вслух:

– Прости. Знаю, тебе не нравится эта идея, – он держит ее лицо в ладонях, повторяя эти слова у ее губ.

Они идут в его комнату, крепко держась за руки. Пока он делает домашнее задание, она читает, лежа на его кровати на животе и болтая ногами. Он перестает притворяться, что читает, и открыто наблюдает за ней, вспоминая тропу, ее голодные поцелуи, ее более плотное тело. В тех поцелуях не было ничего хрупкого или ненасыщенного. Он чувствовал ее смех.

– Люси.

Она колеблется, прежде чем обернуться, будто в его интонации чувствует что-то особенное.

– М-м-м?

Он наблюдает за ее поглаживающими ключицу пальцами, пока она не ловит его взгляд. Ее глаза мерцают теплым глубоким янтарным оттенком, когда она замечает, как он смотрит на ее горло, на место, где он впервые, приоткрыв рот, попробовал ее кожу. Она была сладкой с легким солоноватым привкусом. Вкус девушки, дождя и мягкости. Он больше ничего не говорит, только смотрит на нее, мысленно упрашивая: «Пожалуйста. Пожалуйста».

– Я не могу, – говорит она. – И ты не можешь.

– Почему?

– Я не смогу жить в мире с самой собой, если мы это сделаем.

Он ничего не может с этим поделать: когда она говорит, он улыбается, и уголки его губ подергиваются.

– Колин, я серьезно.

Но он не может смириться с мыслью, что этого больше не повторится.

Колин с любопытством ощущает, как каждый дюйм его тела охватывает жажда.

– Мне нужно знать, было ли реальным то, что я видел.

Цвет ее глаз становится медовым и, прежде чем возвратиться к своей книге, она плотно сжимает покрывало в кулаке.

– В том мире нет ничего настолько хорошего, чем произошедшее на тропе.

Когда поднимает на него взгляд, она выглядит несчастной.

– Я знаю.

– Но у нас не получается то же самое здесь, – шепчет он. – Тут все другое.

Она ерзает, отбрасывает волосы за плечо и, щурясь, смотрит на слова на странице перед ней. Он игнорирует ее притворное чтение и подползает к ней, чувствуя себя вышедшим на охоту хищником.

– Люси.

Она не отрывает взгляд от страницы.

– Что?

– Позволь мне попробовать это.

– Попробовать что?

Он тянется к ней, переворачивает и легко опускает ее на спину.

Быстро ее раздевает. Из петель выскальзывают пуговицы, застежка-молния скользит вниз. Мягкая ткань скользит над головой. Он расстегивает крючки и оголяет гладкую кожу.

– У меня есть идея, – уверяет он, пока тянет брюки вниз по ее ногам. – Просто доверяй мне, хорошо?

– Хорошо, – ее глаза кофейного цвета.

– Я кое о чем уже думал раньше.

Ее смех хриплый и низкий.

– Я и не сомневалась.

Он пробует на вкус кожу на ее лодыжке, колене, бедре. Легонько дует под коленом.

– Так нормально?

С расширенными глазами она кивает, а он просто выдыхает там, где соединяются ее бедра.

Он даже не скрывает свое частое дыхание. Он практически сходит с ума от желания, глядя, как она извивается под ним. Ее пальцы находят его волосы и тянут их. Она выгибает спину, и с одним последним выдохом на ее кожу, он слышит звук, который никогда раньше не слышал от девушки: что-то между всхлипом и мольбой. Но все-таки он садится, поднимаясь, целует и извиняется.

Свернувшись у него в руках, она тоже просит прощения.

– В следующий раз я хочу прикоснуться к тебе по-настоящему, – говорит он в сладость ее шеи.

Она прижимается лицом к его плечу, и ее извинение почти не слышно.

Колин следует ее просьбе и держится подальше от озера, туманной тропы и льда. Он чувствует, словно его поглощает снег. Тяжестью ложится на его кости, как цементные блоки, удерживает на земле. Но внутри него бушует ярость. Люси с Колином ходят в школу, он работает, а вместе они проводят длинные ночи, завернувшись в одеяло, как в кокон, и лежат так близко, что не понять, где заканчивает он и начинается она.

Он говорит, что она для него – большее, на что он мог надеяться. Говорит ей, что влюблен.

Он просит никогда его не оставлять.

Но она исчезает.

Когда серо-голубым утром он открывает глаза, воздух в комнате кажется неподвижным. Нет мягкого гула, и ее призрачное тело не прижимается к его груди. Он медленно садится, проводит рукой по волосам и встает, одеваясь в первую попавшуюся чистую одежду. Он не оглядывается на пустую кровать.

Впереди его ждут длинные восемь школьных часов, и он задумывается, как это перенесет, беспокоясь от необходимости пойти ее искать и понимая, что это бесполезно. Он даже не может думать о том, как надолго она ушла на это раз. Это будут дни? Недели? Дольше? Думать о ней – все равно, что давить на синяк: это притягивает, причиняет нездоровое удовольствие и затяжную боль.

По дороге на работу он вспоминает, о чем сказал ей, перед тем как заснуть. Останься. Ему кажется, он чувствовал, как она ускользала сквозь пальцы, становясь легче в его объятиях и выгибалась, как перышко, подхваченное ветром.