Впечатления моей жизни

Б. командовал полком в провинции. Мы виделись с ним только во время его отпусков, которыми он часто пользовался благодаря своим связям. Решено было обвенчаться будущим летом, а после свадьбы мы предполагали устроиться в Москве. Во время отсутствия Б. я почти нигде не бывала, тихо жила, не покидая своих занятий, всей душой отдаваясь искусству, музыке и чтению. Столыпин, барон Мейендорф и князь Манвелов были моими постоянными гостями. По вечерам мы много болтали, занимаясь музыкой, и время проходило незаметно и приятно. Давно уже я была знакома с Александрой Николаевной Зыбиной и наездами в Петербург бывала у нее часто. Радушная, общительная, очень светская, она любила собирать вокруг себя общество. Узнав как-то от Столыпина, нашего общего знакомого, о моем приезде в Петербург, она заехала ко мне с упреком, что я ее совсем забыла, и тут же пригласила меня на вечер на 7 ноября, прося захватить с собой ноты.

- Вы знаете, какое удовольствие доставляет мне ваше пение, - сказала она, - я хочу, чтобы вас, наконец, услыхал мой брат, князь Тенишев. Странно, мы с вами такие старые знакомые, а он до сих пор не имел случая даже познакомиться с вами. Брат большой любитель музыки и, я уверена, будет в восторге от вашего голоса.

У Зыбиной в это время гостила проездом ее старшая сестра Екатерина Николаевна Остафьева с двумя весьма зрелыми дочерьми. Они все трое были пашковки. Софи, старшая, была недоступно-холодная, фанатичная сектантка, играющая в миссионерку; Кати, младшая, наоборот - пустенькая, светская девица, страстно любящая удовольствия, а главное, наряды, это был ее культ. У Остафьевой было еще два сына - совершенно бесцветных. Сама же Остафьева представляла собой интереснейший тип тонкого иезуита, к тому же весьма неглупая, пронырливая и до виртуозности практичная.

В назначенный вечер я отправилась к Зыбиной. Она собрала у себя большое общество. Между приглашенными были барышни Пашковы, младшие дочери сектанта- апостола. Это были подруги Софи. Сектантство наложило на них печать чего-то нежизненного, Христовой простоты в них не было…

Мы уже пили чай, когда явился кн. Вячеслав Николаевич Тенишев. Мне его представили, и мы сразу сошлись, разговорились, как будто были давным-давно знакомы. Оказалось, что он хорошо знает Талашкино, охотясь каждый год по соседству. Мы много болтали в этот вечер, спорили. Взгляды князя на музыку вполне отвечали моим. Пение мое его, по-видимому, очаровало. Весь вечер он не отходил от меня и настоял, чтобы довезти меня домой в своей карете. Прощаясь, он просил разрешения бывать у меня. На другой день он прислал мне огромную корзину ландышей.

Из разговора я уже знала, что князь около шестнадцати лет со своей женой не в ладах. Брак этот считался в полном смысле слова неудачным. Имея потребность в семейной обстановке, князь невольно шел в семью своей сестры Остафьевой, с которой был довольно дружен и которая часто гащивала у него в отсутствие его жены. Остафьева не имела больших средств, и дружба с богатым братом усиленно раздувалась всей семьей - это всем было выгодно.

В угоду ли князю - не знаю, - но Остафьева стала часто бывать у меня и постоянно приглашать к себе под разными предлогами, то "помузицировать" (она казалась влюбленной в мой голос), то ехать в театр. Делалось это так: ложа бралась князем, Остафьева поручала мне свою Кати, которая страстно любила удовольствия и одна в семье не подчинялась требованиям их секты, делая только вид, что разделяет убеждения матери и сестры. Как известно, пашковцы считают театр и все увеселения бесовским наваждением…

Я долго не понимала, что означало это скороспелое увлечение мною семьи Остафьевых, и бессознательно поддалась сближению. Князь же за это время успел сделаться моим постоянным гостем. Не проходило дня, чтобы мы так или иначе не виделись. Ежедневно в три часа он стал являться ко мне из своего правления, добродушно прося дать ему чашку чаю с талашкинским вареньем.

Но эти простые отношения, эти безоблачные минуты не могли длиться бесконечно. Однажды я с ужасом увидела, что нахожусь в удивительно странном положении. Какие-то чужие мне люди вошли непосредственно в мою жизнь и сразу стали играть в ней такую большую роль. И все это сделалось так просто - само собой.

Князь настойчиво ухаживал за мной, я же не считала себя свободной. На грех, Б. в это время отсутствовал уже два месяца, и тут-то как раз нахлынула на меня эта неожиданная волна… По опыту зная всю людскую злобу,сама поторопилась написать Б. всю правду, прося его приехать поскорей.

Тем временем я была занята выжиганием по дереву огромной рамы для моего портрета, предназначавшегося Б. в подарок. Князь, являясь ко мне каждый день в тот же час, заставал меня обыкновенно за работой, а я уже так свыклась с ним, что принимала его без церемоний и, пока он пил чай, не отрывалась от работы. Мы болтали, и он снова уезжал в правление. Но мало-помалу моя усидчивость стала ему надоедать, и раз он спросил меня:

- Отчего вы так торопитесь и кому это предназначается?