Вечером для рабочих в том же парке был устроен бал и фейерверк, а у нас обед с музыкой, и наш парк тоже был иллюминован. Войдя в этот вечер к мужу в кабинет, я вдруг застала в нем бледного, испуганного М., сидящего в углу. Удивленная, я спросила, что он тут делает. Оказалось, что рабочие, будучи им очень недовольны за что-то, искали его весь день, чтобы побить, и он все время прятался по домам своих знакомых, а вечером, думая, что будет в большей безопасности у нас, спрягался в кабинете мужа. Тогда я поняла, что обозначали угрожающие группы рабочих, виденные мной утром. Поздно ночью, по окончании торжества, пришла госпожа М. и увела мужа с собой.
Время тянулось для меня так медленно, так неинтересно, что со скуки я занялась культурой шампиньонов, чтобы хоть куда-нибудь употребить избыток своих сил. Через месяц я угостила мужа своим произведением, что очень позабавило его.
Жизнь, которую я вела на заводе, казалась мне все все более бессмысленною. В душе поднялся ропот, сожаление… К тому же я почему-то не получала ответа на свои письма, даже от Киту. Мне казалось, что я отрезана от своих друзей, что я всеми забыта, и еще сильней ощущала свое одиночество. Настроение мое становилось все мрачней и мрачней. Тайком от мужа я не раз пролила горячую слезу. Вообще, я не легко плакала, но тут частые приступы слез, затаенная грусть пошатнули мое здоровье.
Однажды я проснулась с отвратительным вкусом. Все, что я брала в рот, казалось горьким. У меня объявилась желтуха. Заводской доктор И., горький пьяница, но, кажется, добродушный малый, сказал мужу: "Везите-ка вы барыню вон отсюда. Ей заводской воздух вреден". Мужа это обстоятельство очень озаботило. Он понял, что мне нехорошо, что я, вероятно, скучаю.
В это время я была уже не одна. Ко мне приехал погостить Нил Алексеевич Гоголинский, с которым мы по целым дням силились зарисовать уголки сада, стараясь скрыть друг от друга свое настроение, но я заметила, что и он, глядя на меня, стал невесел, как-то завял. Он хорошо знал меня и очень скоро понял мое душевное состояние.
А через несколько времени приехала и Киту. Я обрадовалась ей, как солнцу, и была счастлива почувствовать себя снова среди друзей. Прошлая тоска сменилась радостью. Я свободно вздохнула, мне сразу стало лучше.
Недоразумение с письмами объяснилось очень просто. Оказывается, что не я одна, а и Киту тоже не получила ни одного из моих писем. Бежецкий почтмейстер, свято подражая гоголевскому в "Ревизоре", нежно хранил нашу переписку у себя на сердце, и вот почему ни одно письмо не дошло до назначения. Он, очевидно, страдал болезнью острого любопытства.
Князь был страшно взбешен этой неслыханной дерзостью и, позвав к себе почтмейстера, дал ему серьезное средство от этого недуга, сделав настоящее внушение. Впрочем, на заводе такая система шпионства часто практиковалась, и к нам была применена особенно пышно.
Однажды князь, отлучившись куда-то на целый день и вернувшись лишь поздно вечером, объявил мне с довольным лицом: "Поздравляю, я купил тебе имение всего в пятнадцати верстах отсюда, и завтра мы едем его осматривать".
Имение, купленное мужем в Брянском уезде Орловской губернии, было расположено на крутом берегу Десны. Кругом широко расстилались во все стороны необозримые заливные луга, с причудливо и величаво извивающейся между ними рекой. Воздух и простор были необъятные.
"Хотылево", как называлось наше имение, когда-то принадлежало Тютчевым, но за карточные долги было отобрано одним аферистом, у которого муж и купил его. Сколько имений на Руси ушло таким образом от владельцев! Сколько кулаков на них нажилось!
Господского дома там не было, он, кажется, сгорел, и вместо него стояла длинная, бесформенная казарма, в которой жить было невозможно. Пришлось этот длинный сарай срыть, а пока строился дом, наскоро был возведен просторный и удобный флигель. К осени мы в него переехали.
При въезде в имение стояла красивая белая каменная церковь елизаветинских времен. Чтобы сохранить гармонию, пришлось построить дом приблизительно в том же стиле.
Муж, высоко ценя опыт Киту, просил ее установить правильное хозяйство в Хотылеве. Был выписан хороший скот и положено начало коннозаводству. Предоставив полную свободу моему воображению, муж добровольно подчинился всем моим начинаниям. Увлекшись в свою очередь, он занялся постройкой железного моста через Десну для замены им опасного парома. Кроме того, в полутора верстах от имения им была построена хорошенькая железнодорожная станция, с особой комнатой для нас, телеграфом и всеми удобствами.
А я пробуждалась… С каждым днем силы росли во мне. Понемногу зазвучали в душе, как отдаленные аккорды, давно забытые мечты о широкой, плодотворной общественной деятельности.