Разворачиваюсь, иду на улицу, закатываю кофту до локтя и бью, лежачего, вдалбливая лицом в грязь. Я узнал его, как же иначе. Егорозвон собственной персоной. И как только нашел ее?
- Ты спасатель, - пытается развернуться, моргает заплывшим глазом, - я помню тебя, - хлюпает горлом, кашляя, - ты вытаскивал меня из расщелины.
Это в юности лежачих не бьют, а во взрослой жизни мне насрать на благородство, особенно, если кто-то очень заслуживает мощного удара в челюсть. Нависаю над ним, перед глазами стоит несчастная девушка, что не могла вылезти из под тяжелого мешка с дерьмом, и снова бью. Хочется нанести еще удар, но я отец, моя обязанность вырастить дочь, а не сесть в тюрьму. Усилием воли останавливаю себя, отпуская кусок говна на волю.
- Пошел вон! - толкаю его ногой.
Егор приподымается на локтях и отползает, даже не пытаясь завязать драку. Трусливое убожество.
- Я разберусь с тобой, я еще вернусь, - шатаясь, находит калитку.
- Я буду ждать, - плюю ему в след.
Вытираю окровавленную руку о тряпку, что весит на крыльце, захожу в дом. Заглядываю к Стеше, она смотрит мультики, быстро прячусь, чтобы дочка меня не заметила.
- Полина, - стучу в запертую дверь ванной комнаты, но никто не отвечает, - глупостей там не наделайте.
Дергаю ручку, закрылась изнутри. Мне это не нравится. Глупая Полина, ведь любой замок в межкомнатной двери можно открыть тыльной стороной ложки или вилки. Захожу на кухню, с шумом открываю ящик. Распахиваю дверь, слава богу вены себе она не режет, сидит на полу, натянула кофту на колени, штаны так и не одела, дрожит.
- Я сейчас, я в порядке, - сжимается в комочек на круглом коврике.
Сейчас она напоминает котенка: маленького, испуганного и бездомного. Снова иду на кухню, достаю стопку, а затем запотевшую бутылку водки из холодильника. Открываю, щедро наполняя емкость. Вздыхаю и иду обратно в ванную, опускаясь на пол рядом с ней.
- Пейте, - подою рюмку девушке.
- Что это? – берет трясущимися руками, немного проливает, я поддерживаю стопку в вертикальном положении.
- Лекарство, - стараюсь успокоиться, адреналин от увиденного все еще бушует в крови.
- Но я не...Мне так стыдно.
- Пейте, кому говорю, - с силой подношу край рюмки к розовым девичьим губам.
- Ладно, - послушно опрокидывает, как заправский алкоголик.
Но тут же жмурится, кашляет, чихает, но пьет дальше.
- Я очень испугалась, - кривится Полина, - он пытался вернуть меня.
- Он ведь не успел? - этот простой вопрос точит меня червем.
Я эгоист, который не желает, чтобы к ней прикасался кто-то другой.
- Нет, - шепчет Полина, покручивая рюмку в руках.
- Хорошо, - забираю посуду из рук, ставлю на пол.
- Испугалась, что Стеша выйдет и увидит это. Так отвратительно. Я просто вешала белье.
Полина плачет, сидит рядом со мной на полу и наматывает сопли на кулак. Алкоголь начинает действовать, девчонка всхлипывает громче:
- Вы снова спасли меня, Глеб Дмитриевич.
- Работа у меня такая, - терпеть не могу женские слезы, они меня раздражают.
Но придется потерпеть, тут уж ничего не поделаешь.
- Мне нравится ваш запах, он такой мужской, - мгновенно пьянеет от пережитого стресса и водки Полина.
- Учитывая, что я был в спортзале и не пошел в душ, а сразу побежал сюда, то запах, наверное, потрясающий.
Полина зевает, усмехаясь, но затем снова шмыгает носом. Медленно подымаю руку, кладу ей на плечо, аккуратно притягивая к себе. Теперь она плачет у меня на груди. Вот уже никогда не думал, что наше первое объятье будет именно таким.
Глава 24
Стеша выздоровела, снова начала носиться по дому, переворачивая все вверх дном. Приходится постоянно убирать игрушки, чтобы хозяин дома не выгнал нас обеих. С того дня, как Глеб Дмитриевич спас меня от Егора, я больше не убегаю из кухни. Мне очень стыдно, но я не могу с этим справиться. Чувствую себя воровкой, как правильно назвала меня Жанна, но отказать себе в удовольствии находиться с ним в одной комнате мне чертовски сложно. Я ничего не делаю, правда, не предпринимаю никаких попыток сблизиться, однако чувствую себя иначе.
Неосознанно поддаюсь возникшему влечению, сердце бьется быстрее, пускаясь в галоп, каждый раз, когда наши взгляды встречаются. Его темные глаза не оставляют выбора. Мужчина, настоящий, такой, что пешком на край света не страшно. Я борюсь с собой, как могу, стараюсь, но его сила, смелость, забота обо мне, очередное спасение, все это манит, как магнитом.
Теперь он смеется чаще, и когда Стеша устраивает очередную шалость, усаживает ее на колени, забавно отчитывая, а не громко ругая, как прежде. Не знаю, как мне исправить то, что натворила, влипла, хочу, но не могу не любоваться им. Улыбаюсь в ответ, а когда он пристально смотрит, чересчур долго и горячо, забываю, как дышать. Мне нравится его запах, завораживает голос. Иногда я слышу, как он сурово командует своими ребятами и ловлю себя на мысли, что дурею от того, насколько он властный. А потом вспоминаю про Жанну и отворачиваюсь, глубоко вздыхая. Не могу теперь даже представлять их вместе. Ревную, хотя не имею на это ни малейшего права.