— Я — Светлана-неспана. Говорят, лунатик я. Я ведь никогда теперь ночами не сплю.
— Почему?
— Никак не получается. Не хочу. Мне спать не интересно.
— Но…как так? — удивилась я. — Не может быть! А как же сны? И давно это с тобой?
— Да лет пять уж, наверное. Или не пять? Я не считала. Днем еще подремать могу, да и то непонятно — сплю или просто сижу с открытыми глазами, а вот ночью совсем не выходит. Лечат меня, лечат, и пока никак. Не спится, хоть убей. А ты во сне стихи какие-то читала. Или молитву. Я тут слушала. Интересно.
— Я? Стихи? — поразилась я еще больше. — Нет, ты что-то путаешь.
Я стихи, между нами говоря, не очень люблю, у меня не такой склад характера. А про молитвы и говорить нечего.
— Да как же, ты вот это читала: «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох иль чума», — нараспев прочитала Светлана-неспана. — Хорошие слова. Ведь лучше и не скажешь.
Ну надо же! Привязался теперь ко мне еще и Пушкин со своей чумой! Сначала Адам Егорович, а теперь вот и классик русской литературы в придачу.
Стишки, конечно, дело неплохое, но ведь время-то идет, и пробирочки искать-то надо! Незаметно целый день прошел впустую, если учесть, что за окнами уже такая темнотища, а я в своих поисках еще даже не сдвинулась с мертвой точки.
— Сейчас как, уже ночь? — спросила я Светлану. — А то у меня все перепуталось.
— Ночь, — подтвердила она невесело. — Ты же видишь, я одна не сплю, а все остальные спят.
И правда, в нашей палате, кроме моей, было еще пять или шесть коек, на которых похрапывали, вздыхали, подрагивали во сне чьи-то тела. Значит, времени у меня осталось не так уж и много — нужно до утреннего обхода успеть отыскать Розу и постараться смыться, пока меня тут вконец не залечили до полной невменяемости.
Уж лучше посох — и в путь! А там, глядишь, и чума найдется до полного комплекта.
Кстати, вот что самое интересное: я подумала, что если вдруг теперь решусь во всем честно признаться и начну рассказывать правду про все наши пропавшие холерные или какие-то еще палочки, лифт под моргом, про шампанское, которое льется прямо из дверцы шкафа, то меня точно признают самой настоящей сумасшедшей и припишут интенсивное лечение с лошадиными дозами успокоительных уколов и таблеток.
А если не скажу и притворюсь, что забыла, кто я такая и как здесь оказалась — тем более.
Да, положение мое сейчас было не слишком завидным — это я начинала понимать все более отчетливо.
— А Розалинда, случаем, находится, не в нашей палате? — спросила я Светлану с надеждой.
Может, мне и ходить-то никуда не надо? Вот вышло бы везение.
— Какая еще Розалинда? — не поняла меня бессонная соседка.
— Ну, Роза…
— Ах, Розка! — поправила она меня с ходу. — Ты имеешь в виду Розку-притвору? Нет, у нас она в отдельной комнатке живет, как королевна. Вроде как слишком буйная. А на самом деле — тихая, как хитрая крыса. Знаем, как же. Там в конце коридора из бывшей душевой ей отдельный кабинет сделали. Некоторые даже завидуют. А по мне, наоборот, ничего хорошего. Как камера-одиночка, со скуки одной помереть можно.
— Значит, последняя дверь по коридору? Пойдем, покажешь…
— Да ты что? Не сейчас же. Мне не разрешают бродить. Покажу, конечно, но только утром, когда на завтрак мимо пойдем, — сказала Светлана. — У нас на ночь палаты закрывают, ни за что не выйдешь.
— Зачем?
— Чтобы не бродили, — пояснила с готовностью обитательница этого интересного заведения. — Я сама знаешь как побродить иногда при луне люблю? Но тут режим. Лишнего нельзя. А то даже кашу на завтрак не дадут.
— Ничего себе! А если я, к примеру, в туалет сейчас захочу?
— У тебя горшок стоит. Под кроватью.
— К черту горшок, — сказала я, вставая со своей койки и обнаруживая, что уже заботливо наряжена кем-то в полосатую, застиранную пижаму. — Сейчас мы посмотрим, что там у нас за замок.
Как я и предполагала, замок был самый что ни на есть простенький, английский. Станут разве в казенном, государственном заведении тратиться на дорогое оснащение?
Открыть такой замок лично для меня не составляло никакой трудности — это делается любым острым предметом.
— Есть ножичек? Или хотя бы какая-нибудь вилка? — обернулась я к Светлане, которая, стоя за моей спиной, следила за всеми манипуляциями с огромным интересом. — Мне нужен любой острый предмет.
— Нет, нам не дают вилок…
— Господи, да чем же вы тут едите второе?
— Какое второе?
— Ну, там мясо, рыбу.
— Мы этого никогда не едим, мы только кашу едим. Ложками. Мы же, ну, эти самые, сумасшедшие, — сказала Светлана совершенно спокойно, видимо, давно примирившись с таким печальным фактом. — Нам даже говорят обычно: дурочки, идите на завтрак! Что тут поделаешь? Вот Розке — той из кухни по ночам приносят всякое мясо и пирожки, наши видели. А мы — дурочки же.
— Попробовал бы только кто-нибудь мне так сказать, — зло проскрипела я зубами. — Они бы меня тут на всю жизнь запомнили. Слушай, а что у тебя в голове?
— Эти… мозги, наверное, — прошептала вконец сбитая с толку Светлана. — Они говорят — глупые мозги…
— Да нет, я имею в виду: на чем у тебя на макушке косичка держится?