Вперед к обезьяне!

В машине неизменная усмешка покинула сенатора, лицо его расслабилось, углубились впадины под глазами — годы наедине с обладателем коротких пожелтевших усов чувствовали себя свободней.

— Куда же ехать? — вслух произнес старик, включая мотор.

Огромное количество мест, где в самую нужную минуту мог оказаться президент, всегда бесило сенатора. С раздражением припоминал он все эти бесчисленные мышеловки — городское убежище А, убежище В в горах на случай войны, подземный бункер начальников военных штабов, убежище министерства обороны, Центр гражданской войны…

«Скорее всего, он в Центре», — окончательно решил главарь Особого комитета и, рывком сдернув транспортер с места, ходко погнал его, стараясь держаться возможно дальше от основных городских магистралей. Лучше было сделать лишний крюк, чем застрять в часовой пробке. К тому же на узких боковых улочках и стреляли пореже.

Скоро старый политик понял, что жизнь столицы резко переменилась. Движение почти замерло. Лишь по-прежнему парами безостановочно патрулировали танкетки полиции. Заметив красный экипаж сенатора, они поспешно сворачивали, освобождая дорогу.

Но самое главное — в городе как будто не стреляли! Старик не верил ушам. Он даже остановил машину и, приоткрыв люк, прислушался — было тихо! «Эти ребята задали нам задачку», — вздохнул сенатор и снова взялся за руль.

Через несколько минут он добрался до огромного бетонного сооружения, напоминавшего колоссальную, врытую в землю танковую башню. Бросив у входа свой транспортер, сенатор торопливо, как только позволяли возраст и трость, прошел в контрольный пункт, на секунду задержался у стеклянной панели, вделанной в стену. Прижав руки к стеклу, он дал электронной голове удостовериться в отпечатках пальцев. Щелкнув, металлический турникет пропустил сенатора в кабину, где надо было шепнуть микрофону пароль. После этого дверь приотворилась, за ней уже ждал молодой офицер. Он проводил сенатора к лифту — по зданию категорически запрещалось ходить без сопровождения внутреннего персонала Центра.

У лифта сенатор предъявил свое удостоверение сержанту особой охраны. Тот надел специальные очки; обнаружив на документе невидимые знаки, вежливо вернул его старику. Дверцы лифта раскрылись, джентльмен с палкой вошел в кабину. Эту часть путешествия по Центру гражданской войны старик не переваривал — лифт словно проваливался в бездонный колодец, сердце екало и прыгало вверх. Казалось, хрупкий футляр с человеком внутри вот-вот разобьется всмятку, но этого не произошло: кабина плавно затормозила и дверцы бесшумно разъехались в стороны. Председателю комитета пришлось еще немного пройти по безлюдному, уходившему вниз коридору. У массивных стальных дверей светилась броская надпись: «С оружием не входить!» Сенатор в последний раз предъявил себя автомату, мгновенно проткнувшему его невидимыми лучами и не обнаружившему ничего подозрительного. Зажглась красная лампа над входом, и ворота не спеша уползли в стену…

«Ослы!» — в который раз подумал старик о военных: наставив повсюду своих роботов-идиотов, не могут додуматься, что их самая совершенная контрольная машина не в состоянии была учуять обычную пластмассовую газовую гранату, точь-в-точь копировавшую фляжку с бренди, — на крайний случай сенатор постоянно таскал ее в заднем кармане брюк…

Пройдя большой овальный зал, в котором военные специалисты по борьбе с гражданскими беспорядками торчали перед экранами лазерной связи, регистрируя инциденты в любых частях страны, деятель с тростью наконец добрался до кабинета № 001. Охрана, дежурившая у входа, расступилась: сенатор здесь был частым гостем.

— Первый у себя, — услужливо подсказал Худой Ларри — любимый телохранитель президента. Этот парень был известен в кругу приближенных лиц тем, что, надув брюхо, мог на пари разорвать любой ремень.

— Штаны еще держатся? — не останавливаясь, ухмыльнулся сенатор.

— Ремень в полном порядке! — шутливо доложил охранник.

— Береги его. Скоро придется побегать, — сообщил сенатор и прошел в кабинет.

Каждый волнуется в меру способностей. Простые смертные проявляют волнение как им заблагорассудится. Они могут покрываться неприличными красными пятнами либо, напротив, бледнеть до омерзения. Могут сидеть часами, тупо уставившись в одну точку, или, наоборот, бессмысленно ходить из угла в угол. Могут самым банальным образом, нервничая, курить до одурения, грызть ногти или даже выражаться неприличными словами.

Высокопоставленным лицам много сложнее. Кто из них, помня о неусыпных фото — и телеобъективах, решится волноваться самым приятным для себя образом? Помощники Первого давно уже разработали каждый внешний штрих его душевного состояния.

Президент сильно тревожился. Поэтому его генеральский мундир был застегнут на все пуговицы, а ремни портупеи туго затянуты. Казалось, генерал готов выскочить на плац и начать зычно подавать команды. Но в действительности генерал-президент говорил всегда необычайно тихо и коротко. Благодаря такому нехитрому приему президент, как и подсказывала субординация, всегда выглядел значительно и весомо.