Вперед, на Запад!

Угрожающий вид имели эти два судна, летящие по бурному морю на сорока веслах каждое, выставив из воды длинные, как у меч-рыбы, носы, словно вынюхивающие добычу. Позади этого длинного носа находилось четырехугольное возвышение, наполненное солдатами. Пушки скалили свои жерла из пушечных портов не только по бокам этого возвышения, но и впереди его, в сторону движения галеры, так, чтобы она могла поддерживать беспрерывный огонь против корабля, идущего прямо передней. Длинный низкий шкафут был битком набит рабами, по пять, по шесть на каждом весле; в центре между двух скамей медленно прохаживались взад и вперед надсмотрщики с бичом в руках. На шканцах, на корме, всюду были солдаты; солнце весело играло на их доспехах и на стволах их ружей. Приблизившись, можно было ясно слышать щелканье бича и вой, похожий на вой диких зверей, раздающийся в ответ; стук и скрип весел; громкое «ха» рабов, сопровождающее каждый взмах весла, и проклятия и брань надсмотрщиков. Ветер доносил из этой ужасной ямы противный мускусный запах, похожий на запах собачьей конуры, в которой заперта целая свора собак.

— Должны ли мы стрелять в рабов? — спрашивали на «Рози».

— Щадите их, насколько возможно, но если они будут стараться нас потопить, нам придется стрелять в них.

Две галеры подошли одновременно и остановились приблизительно в сорока шагах по бокам «Рози». Эмиас понимал, что уйти от их весел так, как он ушел от парусов большого корабля, — невозможно. Бежать от них значило очутиться между ними и кораблем.

Эмиас напряг весь ум, как при трудной игре.

— Рулевые, поставьте корабль носом к ветру. Мы будем ждать их.

Теперь расстояние между «Рози» и галерами не превышало мушкетного выстрела. С «Рози» открыли огонь из пушек, но благодаря сильному волнению нельзя было взять верный прицел. Матросы стояли по местам, не зная, что будет дальше. Эмиас решительно отдавал распоряжения.

Испанцы, заметив, что он ждет их, испустили крик радости — не сошел ли с ума англичанин? И обе галеры полным ходом устремились в одну точку, решив врезаться в «Рози» с двух сторон. Они были в сорока шагах, — еще минута, и удар неминуем. Поворот руля, скрип мачт — и «Рози» быстро пошла навстречу галере, подходившей слева.

— Дюжина золотых тому, кто уберет рулевого! — крикнул Карри, у которого был свой план.

И туча стрел полетела на шканцы галеры. Неизвестно, был ли задет рулевой, но он потерял присутствие духа и удрал. Руль галеры повернул влево, и ее нос без всякого вреда скользнул вдоль борта противника. Долгий тяжелый нажим, потом громкий треск, словно «Рози» медленно перерезала скамьи с гребцами от носа до кормы, швырнув несчастных рабов друг на друга.

И прежде чем товарка злополучной галеры успела повернуть, чтобы атаковать врага в его новом положении, с английского корабля был дан одновременно пушечный и ружейный залпы, в ответ на которые раздался душераздирающий вой.

— Щадите рабов! Стреляйте в солдат! — крикнул Эмиас, но в горячей схватке было не до различий. Левая галера, поврежденная, но не устрашенная, обошла вокруг, став по другую сторону кормы «Рози», и угрожающе набросила абордажный крюк. Это движение было скорее храбрым, чем мудрым, потому что оно помешало второй галере возобновить атаку, не подвергая себя вторично английскому залпу. Отчаянная попытка испанцев взять врага на абордаж сразу с кормы и со шканцев была встречена порцией огня и железа; и через три минуты нападающие снова очутились на корме галеры, сопровождаемые Эмиасом Лэем и двадцатью матросами, вооруженными мечами. Пять минут жестокой схватки один на один, и корма была очищена. Солдаты с переднего укрепления не могли оказать никакой помощи своим товарищам, не имея прикрытия от стрел и пуль, несущихся с высокой кормы «Рози».

Эмиас бросился вдоль центрального шкафута и, крича по-испански: «Свобода рабам! Смерть господам!», вскарабкался на переднее укрепление. Еще через три минуты на борту не осталось ни одного испанца, кроме мертвых и умирающих.

— Освободите рабов! — кричал Эмиас. — Бросьте нам сюда молоток, ребята! Слушайте! Это английский голос!

Да, в самом деле, из отвратительной груды обломков, разбитых весел и оторванных конечностей чей-то голос взвыл к штурману, который смотрел сверху:

— О, Роберт Дрью! Роберт Дрью! Спустись и вытащи меня из этого ада!

— Кто ты?

— Разве ты не помнишь Виллиама Пруста, которого капитан Хаукинс оставил в Гондурасе много лет тому назад? Нас здесь девять человек, если только ваши выстрелы не освободили их от всех горестей. Спустись, если у тебя есть сердце, спустись!

Забыв всякую дисциплину, Дрью прыгнул вниз с молотком в руках, и два старых товарища бросились в объятия друг друга.

Стоит ли долго рассказывать о том, что было сделано в пять минут? Девять человек (к счастью, никто из них не был ранен) были тотчас же освобождены; им помогли взойти на корабль, где их ждали объятия и поцелую старых товарищей. Остальных рабов снабдили молотками и предложили им самим освободить себя. Несчастные ответили ликующим криком.