Он протянул лапищу, схватил рюмку и опрокинул в рот. Потом жадно раскурил папиросу, а бабушка — трубку.
— Спасибо, Эльза Марковна! Так может, сейчас посмотреть, а?
— Проваливай. Сейчас некогда. В семь вечера приходи — разберемся.
Бабушка развернулась и зашагала прочь. Каналья понял, что без толку просить и поковылял домой, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на палку. Странно он как-то двигается. Я подошел к забору и глянул меж досок, провожая широченную спину Канальи.
У него не было левой ноги. Нормального протеза тоже не было, он ступал на самодельный деревянный. Значит, с большой вероятностью он не просто бывший офицер, а бывший боевой офицер.
— Доволен? — спросила бабушка, обернувшись ко мне. — Теперь весь вечер над ним стоять, пока он ковыряется.
— Пусть напишет список работ и необходимых деталей. Я бы с удовольствием постоял над ним сам, — сказал я, думая, что ради такого от тренировки можно и отказаться. — Мне нравится техника.
— Уж нет, мне придется. Если что поломает или сопрет — с тебя же спрошу.
Еще полчаса я пособирал смородину, а потом забрал деньги, которые занял у Каретниковых, и рванул на автобус, чтобы встретиться с Ильей и заскочить на работу к отцу.
Илья, стоящий в тени платана, заметил меня издали, помахал рукой и ринулся навстречу. Обнял, похлопал по спине.
— Пашка, как же я за вас рад! И что теперь?
Расстраивать его тем, что планирую и дальше работать, но не в таком ритме, я не стал.
— Раздать долги и радоваться жизни! — улыбнулся я. — Ты фотографии принес?
Он кивнул, вынул из кармана два снимка, оба старые, где Алисе лет одиннадцать, и она совсем ребенок, а потому трудно узнаваема: на одной она с куклой и двумя белыми бантами на голове, на другой — с распущенными длинными волосами, а не с каре. Но на обеих — настороженный волчонок, глядящий исподлобья.
— Микова… — сказал Илья и задумался, подбирая слова. — Я думал, она на меня наорет, как на тебя вчера, а она… Как подменили ее. Сразу собралась и пошла в отделение, повесив нос. Ни слова грубого.
— Может, осознала, что Алиса попала в беду? Волнуется?
— Да не то чтобы волнуется… — Илья повертел пальцами. — А как будто делает, что не хочется, но должна. Ты сейчас туда? — Он кивнул на запад, в направлении, где находилось здание РОВД.
— Ну да. Тебя внутрь вряд ли пустят, да и насчет себя сомневаюсь, папаша и вызвериться может.
— А потом?
— С тренькой не получится, надо помочь бабушке. Я к тебе после девяти заскочу, можно?
— Конечно, — ответил он, глядя вдаль.
Обиделся. Думал, что мы все время теперь будем проводить вместе, как в старые добрые времена. Очень не хотелось терять друга, и я не знал, что с этим делать.
— Поехали со мной, — предложил я просто чтобы сказать. — Ну я правда не могу соскочить, все уже договорено.
— Да понятно, — пожал плечами Илья. — Я поехал, да?
— Можешь подождать. Вдруг отец меня попрет…
— Я поеду. До вечера. И… удачи.
Он пожал мою руку и поплелся прочь, маленький, узкоплечий, потерянный, совсем не похожий на того человека, которого я помнил. И, самое неприятное, это было к лучшему, потому что с ним я не начал бы работать над операцией «пташки», а так все успею.
Постояв немного и пожелав удачи себе, я направился к зданию РОВД. Дежурный одарил меня лениво-любопытным взглядом, выглянул из-за конторки — интересно было, чего ж надо пацану.
— Здравствуйте. Мне срочно нужно увидеть Романа Мартынова, — сказал я, а сам подумал: «Рамазана Джемалдинова». — Я его сын.
Дежурный покрутил телефонный диск и проговорил:
— Мартынов на месте? Тут к нему сын. — Он смерил меня взглядом и спросил: — Имя.
Я отчеканил, чтобы отец слышал:
— Павел Романович Мартынов, дата рождения: двадцать второе января семьдесят девятого года.
— Слышал? — спросил дежурный.
— Мне нужно срочно с ним поговорить, — протараторил я, но он положил трубку.
— Через десять минут Роман спустится. Жди.
«Вот сука», — подумал я, вышел и сел на прогретые солнцем ступени, ничего хорошего от нашей встречи не ожидая. Анечку, что ли, вызвать, при которой он старается быть человеком?
Пока ждал, видел, как вооруженный наряд провел в здание мужика протокольной наружности. Туда-сюда ходили люди. Бабушки. Женщины с фингалами. Просто менты. С момента, как стал торговать, мое равнодушие к ментам переросло в настороженность, мы оказались по разную сторону баррикад.
Как и обещал, отец вышел примерно через десять минут, сказал, качнувшись с пятки на носок:
— Отойдем?
— Хорошо не «пройдемте, товарищ», — решил я проверить наличие чувства юмора у родителя, хоть во второй жизни это узнаю.
Оно оказалось отшибленным. Отец смерил меня взглядом и спустился по ступеням, я — следом.
— Зарплату еще не дали, — сказал он.
О маме я рассчитывал рассказать позже, потому что не мог предугадать, как он отреагирует.
— Да, мне нужна помощь, — перешел к делу я. — Пропала наша подруга, Алиса Микова.
Отец свел брови у переносицы, вспоминая Миковых, кивнул.
— Неблагополучная неполная семья.
— Мать сегодня написала заявление. Но мне хотелось бы ускорить процесс…
— Расслабься, — махнул рукой он. — Мамаша… промышляет, и дочь пошла по ее стопам…