Вперед

Утро. Крупный план лица Даниэля: следы похмелья, щетина, на лбу засохшая кровь. Камера отъезжает назад, показывая, что он лежит на полу. Когда его налитые кровью глаза открываются, он замечает в темноте под кроватью громоздкий силуэт. Даниэль прищуривается, и силуэт оказывается в фокусе. Это пишущая машинка. У Даниэля на лице появляется хитрая усмешка.

Экран гаснет.

* * *

На этот раз когда зажегся свет, уже Сэм смотрел на Эйч Ти.

– Вы шутите?

Эйч Ти опешил от его тона.

– Это вы о чем?

– Анни видела это? – указал на экран Сэм.

– Разумеется, видела. Она выбрала эту «проекцию». Это задело какую-то струну у нее в душе.

– Задело струну!

Эйч Ти чуть повернулся в кресле.

– В чем дело, Сэм? О чем вы думаете?

– Данная «проекция» дает ясно понять, что этот Даниэль жалок.

– Ну хорошо, – кивнув, согласился Эйч Ти. – Но мне бы хотелось взглянуть на все несколько иначе. Вы абсолютно правы в том, что, учитывая характер успеха Даниэля, его жизнь наполнилась пустой роскошью и лживыми отношениями. Однако именно пустота своей жизни и позволяет ему увидеть ситуацию такой, какая она есть.

– И это должно согреть мне душу.

– Ну конечно! – Крутанувшись в кресле, Эйч Ти развернулся к кинопроекторской. – Эй, Гарри, верни последний кадр.

На экране снова появилось помятое лицо второго Даниэля.

– Сэм, вы видите эту улыбку? Неужели она не вызывает у вас зависть? Я хочу сказать, Даниэлю только что явилось видение того, что является важным в жизни. Я обожаю визуальный подтекст этого кадра, потому что куда сейчас смотрит Даниэль? На свою пишущую машинку! Все те годы, что он вкалывал на кухне, жил в дешевой квартире, писал книги, которые никто не хотел читать, он испытывал нужду и отвержение, но при этом у него также были свобода и внутренняя целостность. – Эйч Ти удовлетворенно покачал головой. – Полагаю, мы можем предположить, что его жизнь сделает потрясающий поворот.

Сэм смотрел на застывшее лицо Даниэля, думая о своем. Что мог означать тот факт, что Анни выбрала именно эту «проекцию»? В определенном смысле Сэм не мог не принять ее на свой счет. Он тоже поступил в гуманитарный колледж, где на первом курсе изучал Шекспира и баловался стихами – как и все остальные. Но затем он выбрал своей специальностью экономику и защитил диплом по Джону Мейнарду Кейнсу[15]. Но можно ли его из-за этого считать предателем? Был бы он более свободным и внутренне цельным, если бы мыл посуду и жил в однокомнатной квартире?

– Вы готовы к третьей «проекции»? – спросил Эйч Ти.

– Я готов ко второму стакану джина с тоником.

Эйч Ти, до того неизменно готовый удовлетворить любую прихоть клиента, замялся.

– Вы точно хотите еще один?

– Абсолютно точно.

– Как я вам уже говорил, Сэм, один стакан алкоголя повышает степень восприятия, однако мы заметили, что второй стакан может ее понизить.

– Думаю, я как-нибудь с этим справлюсь.

Эйч Ти, словно хороший адвокат, выразил без слов дружескую озабоченность.

Сэм, клиент, поднял стакан и погремел кубиками льда.

Поэтому появился Джеймс в черных брюках и белой сорочке, быстро принесший второй коктейль.

– Теперь вы готовы? – с некоторой прохладой спросил Эйч Ти.

Подняв в воздух указательный палец, Сэм залпом выпил треть джина с тоником. Затем, поставив стакан, сказал:

– Поехали!

Третья «проекция»

«С самого рождения все давалось Даниэлю легко…»

Под рассказ комментатора – снова женщины – о «природной хватке» Даниэля подборка коротких сюжетов показывала, с какой легкостью он заводил друзей, учился, занимался спортом.

Скептик у Сэма в душе хотел закатить глаза при виде этого Даниэля, которому все давалось без труда. Однако он знавал таких людей – таким, например, был Джон, его сосед по комнате в общежитии на первом курсе. У этого Джона, родившегося в Уилмингтоне и выросшего в Сент-Поле, спорилось любое дело. Сэму хорошо запомнился тот день, когда Джон впервые попробовал свои силы в лакроссе[16]. Увидев, как другие студенты играют на площадке, Джон взял клюшку и через считаные минуты уже ловил, вел и бросал мяч как заправский игрок в лакросс – точно так же некоторые юные музыканты откладывают один инструмент и начинают играть на другом, даже не потрудившись послушать объяснения.

У Сэма ничего такого не было. Но наши гены не просто выражают то, какие мы. Они содержат всевозможные способности, накопленные предыдущими поколениями, которыми, возможно, не будем обладать лично мы, но мы сможем передать их своему потомству. Так что кто может утверждать, что он не породит сына, обладающего природной хваткой его бывшего однокурсника?