Впереди - Берлин!

- Был назначен имперским уполномоченным по эвакуации лодзинской промышленности. Вчера днем говорил по телефону с нашим управлением в Лодзи все было абсолютно спокойно, город готовился к обороне. Поспешил выехать из Познани, и вот на полдороге...- Манке горестно развел руками.

Горелов "успокоил" его:

- Ничего, герр генерал, мы скоро и в самой Познани будем.

- Познань вам так легко не достанется, - предупредил Манке, - город укреплен. Все население провинции Познань от шестнадцати до шестидесяти лет поголовно вооружено и вступило в фольксштурм.

- Вы пугайте наших союзников. Эйзенхауэр, говорят, "фольксштурма" боится, - недипломатично съехидничал Горелов.

Пленного отправили во фронт: там его показания могли иметь большое значение.

Вошел Темник. Вид у комбрига уверенный, спокойный: чувствуется, что присутствие Горелова помогает крепко держать в руках нити управления бригадой.

- Прошу Военный совет поддержать ходатайство о присвоении звания Героя Бочковскому, а также о награждении посмертно гвардии старшины Михаила Васильевича Пивовара.

- Пивовар убит?..- Скрипнув зубами, Горелов яростно стукнул себя по колену.- Как же это так, а?

- Там за рекой пойма, болото километра на три, - рассказывал Темник.- Чуть танки сошли с дороги - сразу застряли, ни взад ни вперед. Немцы воспользовались, перешли в контратаку. Бочковский поддерживал мотопехоту огнем. Когда снаряды кончились, он выскочил из танка, поднял автоматчиков, повел вперед. Сшиблись с немцами. На Бочковского сразу несколько немецких солдат навалилось. Пивовар увидел - стрелять поздно было - и грудью заслонил комбата. Прямо в сердце пуля попала... Двадцать два года парню было и почти четыре из них провел на войне. Бочковский офицера на месте уложил, без командира фашисты дрогнули, наши их погнали...

В штабе Михаил Ефимович рассказал мне, что творилось на правом фланге, у Бабаджаняна.

- Бригаду Моргунова догнал в Скерневице. Спрашиваю комбрига: где ты был, почему знать о себе не давал? Моргунов, конечно, оправдывается, мол, ночью совместно с пехотой Чуйкова бил немцев в Раве-Мазовецкой. Пехота осталась добивать, а его бригада пробилась восточной окраиной на север. "А, - говорю, значит, это ты там шумел, пока мы голову ломали!" Он юлит, выкручивается, ты ж его знаешь: радисты у него виноваты оказались. А радисты в бригаде классные, один к одному ребята подобрались. Но я уже выяснил к этому времени, что сам он свою рацию задействовал только на батальоны, а его начштаба

Ищук даже этого не сделал, всю дорогу ехал на легковой машине и связи ни с корпусом, ни с батальонами не имел. Моргунов, как почуял, что дело поворачивается неладно, стал ссылаться на Бабаджаняна - дескать, к ним лично приезжал, всю обстановку знает. "А где комкор?" - спрашиваю. К Гусаковскому, оказывается, в Лович покатил. Я уже успел туда отправить армейский самолет связи, получил все сведения и Михаилу Алексеевичу передал. Между прочим, в Скерневице полно вилл, была даже дача Геринга: любил этот толстяк в Польше охотиться! Барахла разного, картин - просто забито все! А ружей, - глаза Катукова возбужденно сверкнули, - ребята говорили, что даже "Голланд-Голланд" есть. Вот это трофеи!

- Что-то мы, Ефимович, Геринга сильно обижаем! Зама у него забрали, теперь дачу...

- Ему скоро, кроме пеньковой веревки и куска мыла, все равно ничего не понадобится. Что хорошо - целеньким город достался, боя не было. А гарнизон был довольно сильный, хотя и сбродный. Все убежали после небольшого сопротивления. Командира корпуса я нашел уже в Ловиче. Стал выяснять, что произошло, где штаб корпуса. Оказалось, что со штабом связи у него не было, где Веденичев - он и представления не имел. Уже через Шалина я сам нащупал, наконец, штаб корпуса. Знаешь где? В Целендзее, в двадцати километрах южнее Равы-Мазовецкой, то есть мы с тобой выскочили впереди него! До Ловича оттуда было больше полета километров по прямой, а рация берет только двадцать пять-тридцать. Ясно теперь, почему Веденичев помалкивал? Вот тебе пример: Гусаковский про Лович сообщил семнадцатого, в двадцать два ноль-ноль, а к Шалину донесение попало восемнадцатого, в одиннадцать утра. Тридцать часов перерыва связи - шуточки! Самолет успел долететь к Гусаковскому и вернуться к Шалину, а штаб корпуса только-только про передовой отряд что-то узнал. Армо стал оправдываться: я, мол, могу доложить о каждой бригаде, о каждом батальоне. Везде лично побывал! Пришлось ему втолковывать: "Ты знаешь - это еще ничего не значит, я знать должен. Ты своим корпусом думаешь все задачи фронта решать? Вот сейчас получен новый приказ, а до тебя не доведен! Главное упустил..." Так его пилил, он аж похудел, бедный: впервые я Бабаджаняна так ругал. Вдруг ему радиограмму от комфронта приносят. Читаем. "Поздравляю лично вас и руководимые вами войска со смелыми и успешными действиями. Выполняйте и действуйте так же, как действуете. Жму вашу руку". И подпись: Жуков, Телегин. Вот это, называется, поучил я комкора! Это Михаил Алексеевич успел во фронт доложить о продвижении корпуса.

Мы оба засмеялись.