Читаем Впереди разведка шла полностью

Сверху все — как на ладони. Взметнулись ввысь по склонам и холмам башни и шпили соборов, замков, дворцов. Они словно вырезаны из темной кости. Здания — старинной постройки, солидные, обнесены каменными стенами. Их обрамляли скверы, сады и парки. Отполированный булыжник мостовых.

По мере наблюдения карта заполнялась условными знаками: огневые позиции артиллерийских установок и минометов, штабеля зарядных ящиков, полевые орудия, зенитки, звукоулавливатели... Вся гора Геллерт была опоясана железобетонными дотами и бронеколпаками...

Пора было возвращаться назад, но в это время сержант Анатолий Самойленко доложил:

— Из Пешта к мосту Маргит направляется колонна.

Пришлось задержаться для уточнения ее состава.

А она оказалась довольно внушительной — танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры с мотопехотой... Нужно немедленно доложить в штаб корпуса. Капитан Иголкин приказал ефрейтору Кузьме Федорову развернуть рацию, но та, как назло, молчала. Времени для поиска неполадки не оставалось — колонна уже переправлялась через Дунай.

Возвращаться прежним маршрутом было опасно: гитлеровцы наверняка создадут заслон, в крайнем случае вышлют группу захвата, чтобы не выпустить разведчиков из города. Словом, надеяться на то, что удастся избежать стычки, не приходилось.

— Гранаты, оружие — к бою! — подал команду капитан Иголкин.— Вперед!

Как только мотоциклисты миновали один квартал, другой, им навстречу выкатила бронемашина, за ней грузовик с солдатами. Сомнений быть не могло: гитлеровцы колесили по городу в поисках разведчиков.

Находясь на головном мотоцикле, капитан Иголкин выскочил из коляски, выдернул чеку «лимонки», размахнувшись, швырнул ее в сторону броневика. Граната брызнула осколками по мостовой. За ней громыхнули другие. Бронемашину бросило в сторону. Немцы горохом посыпали из автомобиля, падали, скошенные точными очередями пулеметов и автоматов...

Быстрое, внезапное нападение на преследователей позволило выиграть несколько драгоценных минут. Мотоциклы свернули с улицы в глухой переулок, потом еще в один, стремительно помчались по брусчатке. Благополучно вырвались из города и соединились с передовыми отрядами нашей бригады.

В этот день вместо ожидаемой рождественской телеграммы с поздравлениями от Гитлера командующий будапештской группировкой генерал-лейтенант войск СС Пфеффер-Вильденбрух получил экстренную депешу о том, что русские танки ворвались в Буду. А с севера поступил другой «рождественский подарок» — русские заняли Эстергом. Это означало, что кольцо вокруг Будапешта замкнулось. Мощная, почти двухсоттысячная группировка гитлеровцев оказалась в глубоком «котле». В западне очутились 13-я танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Фельдхернхалле», которые не раз громили гвардейцы корпуса, две кавалерийские и одна пехотная дивизии гитлеровцев, одна танковая п три пехотные дивизии венгров и множество других частей, бригада штурмовых орудий, полки и батальоны — полицейские, охранные, запасные...

На окраине Буды мы захватили молодого лейтенанта из 1-го охранного полка по фамилии Швальбе. Высокий, голенастый, как молодой кочет, в кожаной куртке, на шее — шарф грубой вязки. Оправившись от первого испуга, поняв по нашим действиям, что его не расстреляют, лейтенант преобразился, стал нагловато-надменным. Рассуждал так: лично ему не повезло, угодил в плен, но в масштабе происходящих событий это ничего не меняет, фюрер сдержит свое слово и выбросит красных из Венгрии, Будапешт станет для русских тем, чем был для немцев Сталинград.

— У этой миролюбивой птички ядовитые когти,— повернулся ко мне наш переводчик Алексей.

Я не понял смысла сказанного. Алексей пояснил: Швальбе по-русски означает «ласточка».

— А что станет с Будапештом, его жителями, если бессмысленное сопротивление будет продолжаться? — спросил я у лейтенанта.

— Наше командование не интересуется судьбами будапештцев и венгров вообще. Все они негодяи и трусы. В то время, как горит их дом, решается судьба нации, они позорно бегут с фронта, сдаются в плен батальонами...

— Правильно делают. Пусть воюют те, кто втянул их в эту авантюру,— Хорти, Салаши...

Швальбе презрительно ухмыльнулся.

— Хорти, Салаши. Первый со своей семьей еще в октябре удрал в Германию. Салаши отсиживается где-то у австрийской границы. Но у нас есть фюрер. Он сказал: успехи русских временные, наша звезда еще впереди.

Рассматривая с ног до головы этого демагога, Семен Ситников улыбнулся:

— Лёйтнант! Фриш гевагт ист гальб гевонен*.

* Лейтенант! Доброе начало — половина дела (нем.)

Швальбе как-то сник.

— Да что вы с ним лялякаете? — кипятился Петр Алешин.— Чик — и к господу богу в охранники! Подходит по всем статьям.

— Зеленый он, ребята! — похлопал по кожаному плечу Швальбе наш «дед» Романенко.— Мусора в мозги намело много, пусть проветрит. Пошли...

Разведчики потянулись к броневикам. За ними покорно плелся лейтенант.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное