Впереди вражеский берег

Нас отправляют во Францию?

Нас отправляют в Исландию?

Это война. Это реальность.

Может, это весточка от Оскара, который собирался вернуться ночью, и он просит нас найти ему подружку?

Затем Росси прочитал все остальное. «Вернуться на базу. Начать подготовку к ночным полетам». Когда он кончил читать, раздался всеобщий стон.

«Ночные полеты. Какой ужас!»

«Листовки. Великий боже!»

Но Брюс уже думал о прощальной вечеринке. Малл тоже думал. Полагаю, он должен был встретиться с девушкой в «Кафе-Рояль». Сильво, скорее всего, ни о чем не думал. Я думал о Барбаре и ругался.

* * *

Когда мы возвращались в Скэмптон, я сильно отстал от других самолетов, так как мне никак не удавалось заставить свой старый «С Чарли» лететь быстрее. Я попытался показать, что мы не так уж плохи, но выбрал для этого не то время и не то место. Когда я заложил крутой вираж над вышкой управления полетами, то увидел на площадке невысокую фигуру, размахивающую кулаками. Я не был уверен, что узнал ее, но все-таки неприятный холодок пробежал у меня по спине. Я поспешно приземлился и отрулил в самый дальний уголок аэродрома, где, как я надеялся, меня никто не увидит. Когда я прибыл в центр управления полетами, то выяснилось, что я оказался совершенно прав. Это был маленький Вилли. Он вернулся. Я уже давно знал, что он на дух не переносит пижонов, и получил по полной программе. Следующие несколько ночей я провел в радиоцентре, обеспечивая связь во время ночных полетов. Но во время пребывания в Рингвее я хорошо отдохнул, поэтому наказание перенес довольно легко.

Хотя дни тянулись очень медленно, сентябрь все-таки закончился. Начались октябрьские туманы. Все ночные полеты были отменены. Почему — никто не знал, просто отменили, и все тут. Теперь мы готовились атаковать вражеские корабли. Каждый день по 9 самолетов из каждой эскадрильи должны были дежурить в получасовой готовности. Дежурства начинались в 7 утра. Весь день мы сидели в комнате отдыха, курили, читали, слушали радио. Как только начинало темнеть, нас распускали. Не слишком веселая жизнь. Для пилота бомбардировщика это настоящая пытка, и вскоре мы начали ворчать. Единственным светлым пятном были увольнения. На стареньком «Энсоне» мы могли на сутки улететь в Рингвей, чтобы повидать старых знакомых. Но вскоре это прекратилось, как только об этом пронюхало высокое начальство.

Октябрьские дни ползли мучительно медленно. Нам начинало казаться, что вся война превратится в нудную тягучую жвачку. События ползли со скоростью улитки. Готовность. Отбой. Отсрочка. Скучища! Постепенно до нас начало доходить, что все отвальные пирушки прошлого месяца были пустой тратой времени и денег. Нас не собирались отправлять на фронт во Францию. Нам не угрожала смерть. Это была какая-то статичная война. Вы будете смеяться, но я, наконец, нашел время посетить дантиста. В начале сентября я получил вызов, но как-то не собрался побывать у него. Когда мы столкнулись с ним в столовой, я объяснил:

«Я не пришел к вам потому, что не видел смысла заниматься зубами. Это долгий и мучительный процесс, а я был уверен, что погибну буквально через несколько дней».

В то время я действительно так думал, и это было совершенно типичным настроением в нашей эскадрилье.

Теперь все обстояло иначе. Походило на то, что немцы пока зализывают раны. А вот что они намерены делать дальше — было совершенно неясно. Зато было совершенно ясно, что будем делать мы — ничего. Польша пала. Две огромные армии стояли друг против друга на линии Мажино, обмениваясь через громкоговорители всевозможными угрозами и оскорблениями. Немцы призывали французов повернуть оружие против своих британских союзников.

А вот история, которая показывает, что немцы обладают довольно своеобразным чувством юмора. Как-то раз в разгар боев Ме-100, который тогда считался новейшим и секретным самолетом, совершил вынужденную посадку на равнине между линией Мажино и линией Зигфрида. Весь день оба противника внимательно следили один за другим. Англичане и французы готовили специальные патрули, которые с наступлением темноты должны были подобраться к севшему самолету и постараться вытащить его к французским траншеям. Наступила ночь. Она была облачной и довольно темной. Патруль двинулся вперед, ползя на четвереньках. Солдаты даже дышать боялись, чтобы не привлечь внимания немцев. Наконец они подобрались к «Мессершмитту». В течение нескольких минут они пытались отдышаться, а потом обвязали хвост самолета веревкой. Работать было очень трудно, так как нельзя было зажечь даже спичку. Провозившись целый час, союзники сделали свое дело и поползли назад. Внезапно два немецких прожектора нащупали их. Яркий свет ослепил солдат, они напоминали воришек, застигнутых с поличным. Один из тех самых громкоговорителей проревел так, что было слышно на 10 миль вокруг: «Если вам нужен свет, какого черта вы сразу об этом не сказали?» А затем немцы открыли огонь из пулеметов.

На следующий день французы в отместку обстреляли немецкие окопы из орудий. Весь мир следил за этими играми и повторял: «Что за смешная война!»