Читаем ВПЛАМ: Хроники бессмертного суицидника полностью

ВПЛАМ: Хроники бессмертного суицидника

Лицо юноши побагровело – синяки стали чёрными, а кровоподтёки стёрлись, оставив после себя противные и зудящие красные области. Рожки его были мелкими, а волосы в некоторых местах слипшимися – даже оттуда у него текла кровь.

[Тава: …]

Голова кружилась, в глазах витал мрак, а веки непроизвольно складывались в трубочку, застёгиваясь обледенелыми ресницами.

[Тава: …]

Мыслей у него просто не было, он глядел по сторонам, призакрывал глаза, из-за чего всё в его взоре растекалось мутноватой жижицей, а после сквозь боль снова оборачивался налево и направо, тырясь на отворачивающиеся рожи поглядывающих жителей Йефенделла.

[Тава: …]

Снег хрустел – слишком громко, настолько, что у зверолюда звенело из-за него в ушах. Шаг, ещё и ещё – каждое потрескивание дробью прокатывалось по его мозгу.

[Тава: …]

Вдали маячило солнце, не лучисто жёлтое и не плывуче алое, а просто белое, почти бесформенное и пустое.

[Тава: …]

Зверолюд потерял сознание и свалился в снег.

[Тава: …]

***

[Тава: …]

[???: ХАТЬФУ!!!]

[Тава: …]

Зелёные козлиные очи юноши широко распахнулись.

[???: Тыбя где ш так атадрать успели-та?]

Над его сваленным на пол телом копошилось нечто. Оно брызгало на него какой-то жидкостью и тёрло чем-то мягковатым. От существа доносились какие-то странные измученные вздохи и вполне себе человеческая речь.

[Дыон: Дывай, встывай, я тыбе ны врач, шо б и на наги тыбя ставить.]

[Тава: …]

Зверолюд не мог подняться. Ноги и руки не слушались его, а в глазах до сих пор была какая-та муть, хоть он уже и мог разглядеть всё то, что его окружало.

[Тава: …]

Он был в корчме, лежал на лавочке. Вокруг него копошился тот самый здоровенный жирный корчмарь с сальными русыми усами, небольшой причёсочкой на макушке и стрёмным не всегда понятным акцентом.

[Тава: …]

Дыон брызгал в него своим фирменным пойлом, пропуская его через свой рот. Он надувал свои щёки и кучей мелких разбрызгивающих струй «пробуждал» аптапаро. Тем не менее, времени уже прошло много, и вся мордашка Тавагото покрылась алкоголем, что просто до жути больно щипало его раны, хоть он пока что и не обращал на это внимание.

[Тава: …]

[Дыон: Ды что ш такои?!]

Корчмарь усердно тёр по всему телу аптапаро своей почти чёрной тряпкой – той самой, что он вытирал слюни, пролитый алкоголь и блевотину со стойки и столов.

[Тава: Я… Я встану…]

Сказал зверолюд и снова отрубился.

***

[Тава: …]

[Дыон: …]

[Тава: …]

[Дыон: …]

Когда аптапаро снова распахнул глаза, корчмарь уже сидел за своей стойкой и скучающе перебирал кружки. В заведении было не очень много человек – всё-таки днём большинство работало или отсиживалось дома, так что и спрос на корчму в такое время суток был не большим.

[Тава: Гхммм…]

Схватившись за трещащую бошку, Тава принял сидячее положение на лавочке и уставился в пол. Всё лице ужасно щипало, в носу чувствовалась тупая боль, будто в ноздри ему понапихали целую охапку гвоздей.

[Тава: …]

Один глаз окончательно заплыл, из-за чего зверолюд мог нормально видеть только правым. Руки и ноги ломило – казалось, они окоченели от мороза или ещё чего-то подобного, хоть аптапаро, по идее, и был неуязвим к холоду.

[Тава: …]

Еле оторвавшись от скамьи, зверолюд поднялся на ноги и еле-еле доковылял до стойки, приземлившись на высокую деревянную седушку.

[Дыон: Тык ты, наконыц, ачнулся?]

[Тава: Да…]

[Дыон: Ано и харашо, патаму как не жилец ты, думыл я… Многа я такых видовал: зимой ш чиловеки тока так и дохнут.]

[Тава: …]

[Дыон: Ну, эта ны так важна… Ты гхде умудрился-та?]

[Тава: На выходе… Из города… Мужик шубу пытался отобрать…]

[Дыон: Ммм… И ты иво атмудохыл, получаеца?]

[Тава: Вроде так…]

[Дыон: Силён, малой, ны думыл я, шо сможишь… Я, чесна, уверовать успел, шо ты убыжал проста…]

[Тава: …Ну да… Я же Тавагото, я слабый и немощный: зачем в меня верить…]