Они расстались, и Денис остался в одиночестве. Он думал о том, что хорошо бы выпить кофе, а потом разыскать топор и присоединиться к тем, кто рубит лес, надеясь победить его. В конце концов, это так привычно — бороться с природой. Вся цивилизация выросла на этом, с молоком матери всосала уверенность в своей правоте… Нашел холодный утренний кофе, допил. После длительных поисков обнаружил под ванной старый и совершенно ржавый топор, «Ничего, добрые люди наточат…»
Он захлопнул дверь и начал спускаться вниз. Лестничные площадки казались необычно гулкими и сырыми, наверное, из-за деревьев, окружавших дом плотным кольцом. За одной из дверей надрывались комнатные собачки. Денис знал их хозяйку, высокую сухопарую старуху. Он всегда церемонно раскланивался с ней, когда та с выводком многочисленных пекинес и шицу выходила на прогулку. «Хотел бы знать, где она. Собирает ветки, или нашлось ей другое дело? Сейчас это просто — найти занятие для человека, страдающего от безделья… А потом придет день, когда мы убедимся, что деревья и травы стали прежними — покорными и немногочисленными. И построим теории, объясняющие капризы природы. А с лесом что? Чепуха! Всегда можно насадить сады, парки, лесополосы… Стоп! Чего собственно, я разошелся? Еще неизвестно, чем кончится вся заваруха, а я уже страдаю по будущим недостаткам! Проклятое бессмертие лезет из всех щелей. Подумаешь — праведник! Сейчас рублю деревья, а в будущем мыслю себя чуть ли не судьей».
Во все стороны летели щепки. И был ритм бездумной работы, когда микроцель — дорубить до той извилины на коре — заполняет собою весь мир. А пока летело время, измеряемое метрами оголенной земли, вокруг что-то изменилось.
На голову Дениса упал желтый лист. Широкий и плотный, он показался невероятно тяжелым. Листьев было много. Они медленно падали, плавно кружились в лучах красного солнца. «Завтра будет ветер, — машинально подумал Денис, поднимая один из листьев. — Как осенью».
— Как осенью, — тихо произнесла стоящая рядом женщина.
— Начинается что-то новое, — раздалось за спиной Дениса.
Люди сгрудились в тесную молчаливую кучку и с тревогой наблюдали за листопадом. Листья желтели внезапно и, изменив цвет полностью, летели на землю. Взгляды людей скользили по грудам срубленных деревьев, по срезам свежих пней, и Денис видел, как грустнеют лица. Он наклонился за топором и, едва передвигая ноги по шуршащему желтому покрову, направился домой. «Все напрасно, — думал он, поднимаясь по лестнице. — Кинулись на деревья, думали — достаточно расчистить от них улицы. А оно повернулось иначе…»
Он открыл дверь, аккуратно положил топор на прежнее место. Тело ныло, гудела голова. Немного посидел, усталость отступила. «Помыться бы…» — прошел в ванную, открыл кран и долго вслушивался, надеясь на чудо. Со вздохом закрутил ручки, взглянув в узкое зеркальце над раковиной, безразлично подумал, откуда взялось незнакомое лицо. Спустя какое-то время понял, что лицо должно быть его собственным. Из памяти напрочь вылетели всякие представления о собственном облике. «Чушь, — встревоженно подумал он, — такого быть не может!» Кинулся к шифоньеру, чтобы полностью рассмотреть себя в большом зеркале, узнал одежду, руки, ноги… Незнакомым было единственное — собственное лицо. Он ошарашенно отошел в сторону. «Одно к одному, одно к одному… Растут грибы становлюсь бессмертным, растут деревья — перестаю ориентироваться, падают листья — забываю лицо. Неужели паршивые пятна могут принести столько пакости? — заметался по комнате, потом, распахнув окно, долго, до боли в глазах, всматривался в багровый краешек заходящего солнца. — Сумасшедший мир, где утром просыпаешься бессмертным, а к вечеру обнаруживаешь, что потерял больше, чем приобрел…»
Роняя стулья, Денис бросился к выходу, скатился по лестнице, у подъезда споткнулся о пень, поднялся и побежал по обезображенной улице.
Город впустил его. Не было ни пикетов, ни заграждений.
«Не эпидемия, — с облегчением думал Давыд, выбираясь на скользкий пласт гниющей рыбы. — Куда же теперь? При нормальном росте пошел бы домой и поел. А сейчас… Самое естественное — идти к клиникам. Там хромой доктор. Можно опять поработать. Санитар-вездеход! Профессия, родившаяся сегодня…»
Идти по улицам-просекам было не легче, чем по нетронутому лесу. Торчащие пни кололи подошвы ног, и Давыд невольно вспоминал, как в детстве бегал по стерне. «Интересно, как проверить их разумность? — думал он о деревьях, внимательно глядя под ноги. — Ничего общего между нами, кроме места обитания Земли. Так что надежды на контакт мизерны. И они еще уменьшаются, если станем усердствовать. — Улицы напоминали просеки, на крышах многих домов появились маленькие деревца. Они вздрагивали от малейшего порыва ветра. — Совсем плохо, если они будут расти дальше. Дома на это не рассчитаны. Многое не рассчитано на сегодняшний день. Но он пришел, и не время рассуждать о просчетах».