Впрочем, неважно. Нерасстанное (сборник)

«Рафаэль! живописец славный,
Творец искусством естества!
Рафаэль чудный, бесприкладный,
Изобразитель божества!

Умел ты кистию свободной

Непостижимость написать, —
Умей моей богоподобной
Царевны образ начертать.

Изобрази ее мне точно

Осанку, возраст и черты,
Чтоб в них я видел и заочно
Ее и сердца красоты,

И духа чувствы возвышенны,

И разума ее дела:
Фелица, ангел воплощенный!
В твоей картине бы жила.

И зрел бы я ее на троне

Седящу в утварях царей:
В порфире, бармах и короне,
И взглядом вдруг одним очей

Объемлющу моря и сушу

Во всем владычестве своем,
Всему дающу жизнь и душу
И управляющую всем.

Чтоб свыше ею вдохновенны

Мурзы, паши и визири,
Сединой мудрости почтенны,
В диване зрелись как цари;

Закон бы свято сохраняли

И по стезям бы правды шли,
Носить ей скипетр пособляли
И пользу общую блюли.

Она б пред ними председала,

Как всемогущий царь царей,
Свои наказы подтверждала
Для благоденствия людей.

Изобрази ты мне царевну

Еще и в подвигах других:
Стоглаву гидру разъяренну
И фурий от земель своих

Чтобы гнала она геройски;

Как мать, своих спасала б чад;
Как царь – на гордость двигла войски;
Как Бог – свергала злобу в ад.

Чтобы ее бесстрашны войски,

От колыбели до седин,
Носили дух в себе геройский,
И отрок будто б исполин

Врагам в сражениях казался;

Их пленник бы сказал о них:
«Никто в бою им не равнялся,
Кроме души великой их».

Из уст ее текла бы сладость

И утешала стон вдовиц;
Из глаз ее блистала б радость
И освещала мрак темниц;

Рука ее бы награждала

Прямых отечества сынов;
Душа ее в себе прощала
Неблагодарных и врагов.

Приятность бы сопровождала

Ее беседу, дружбу, власть;
«Бросай кто хочет, – остры стрелы
От чистой совести скользят;

Имея сердце, руки белы,

Мне стыдно мстить, стыднее лгать;
Того стыднее – в дни блаженны
За истину страшиться зла:
Моей царевной восхищенный,
Я лишь ее пою дела».

Но что, Рафаэль! что ты пишешь?

Кого ты, где изобразил?

Не на холсте, не в красках дышишь,

И не металл ты оживил;
Я в сердце зрю алмазну гору,
На нем божественны черты

Сияют исступленну взору:

На нем в лучах – Фелица, ты»!

– За государыню-матушку, господа офицерство – ура!

– Виват! – закричали все, – Виват государыне-императрице! Я вторично глянул на Лизавету Романовну. Она сидела опустя голову и грифелем выводила на досочке вензель. Я вгляделся – то был вензель графа N – первого предмета её привязанности. Теперь граф, опасаясь, что несчастья Лизаветы Романовны, коснутся и его, за границей, в родной Саксонии, но, конечно, при благоприятном течении событий, не замедлит вернуться. Верно, будет вызван самой Лизаветой Романовной. Если бы то было в силах моих, граф бы сидел подле неё теперь же на этой бедной свадьбе, среди этих простых людей, пожалуй, и в качестве её жениха – только бы увидать радость, признательность, доверие в её взорах.

Огорчённый печалью Лизаветы Романовны, я задумался, и не вдруг услыхал требования от меня ещё стихов.

– Полно чиниться, любезный Кондратий Романович, – не унимался инженер Карповицкий, – складываете столь изрядные вирши и прячете их под полою.