Впусти меня

Он поставил статуэтку на место, вышел и закрыл дверь, но колесо поворачивать не стал. Теперь в случае необходимости он мог незаметно проскользнуть туда. Не факт, что понадобится, но все же.

* * *

Выждав десять гудков, Лакке был вынужден положить трубку. Гёста сидел на диване, гладя рыжего полосатого кота. Не поднимая головы, он спросил:

– Что, не ответила?

Лакке провел ладонью по лицу и раздраженно сказал:

– Нет, блин, ответила! Не слышал, что ли, как мы разговаривали?

– Еще будешь?

Лакке смягчился, попытался улыбнуться:

– Ладно, я не хотел… Давай наливай. Спасибо.

Гёста наклонился, случайно защемив кота, который с шипением соскочил на пол и сел, возмущенно уставившись на Гёсту. Тот плеснул каплю тоника и солидную порцию джина в стакан друга и протянул Лакке:

– Держи. Да не волнуйся ты, она, наверное, просто… ну…

– В больнице. Да. Пошла ко врачу, и ее положили в больницу.

– Ну да… Точно.

– Что ж ты сразу так не сказал?

– Как?

– Ладно, проехали. Ну, будем!

– Будем.

Они выпили. Через какое-то время Гёста начал ковырять в носу. Лакке посмотрел на него, и Гёста отдернул палец и виновато улыбнулся. Он не привык к гостям.

Толстая серо-белая кошка распласталась на полу с таким видом, будто даже поднять голову ей стоило неимоверного труда. Гёста кивнул на нее:

– Мириам скоро окотится.

Лакке сделал большой глоток. Поморщился. С каждой каплей алкоголя, притупляющего чувства, он все меньше ощущал вонь в квартире.

– И что ты с ними делаешь?

– С кем?

– Ну, с котятами? Что ты с ними делаешь? Оставляешь в живых?

– Ну да. Правда, последнее время они мертвыми родятся.

– Так это ж… что получается? Эта жирная, как ее там… Мириам? Значит, у нее в пузе – выводок дохлых котят?

– Да.

Лакке допил содержимое стакана, поставил его на стол. Гёсте сделал вопросительный жест, предлагая продолжить, но Лакке только покачал головой:

– Не. Тайм-аут.

Он опустил голову. Оранжевый ковер был покрыт таким слоем кошачьей шерсти, что, казалось, он из нее и сделан. Кругом кошки, кошки. Сколько же их тут? Он попробовал сосчитать. Дошел до восемнадцати. Только в одной комнате.

– А ты никогда не думал их… чик-чик. Ну, кастрировать или, как это… стерилизовать? Достаточно же, чтобы один пол был бесплодным.

Гёста непонимающе посмотрел на него:

– И как ты себе это представляешь?

– Да не, я ничего…

Лакке представил себе, как Гёста сидит в метро, а с ним двадцать пять кошек. В коробке. Нет, в полиэтиленовом пакете. В мешке. Приезжает к ветеринару, высыпает своих питомцев: «Кастрацию, пожалуйста». Он невольно рассмеялся. Гёста наклонил голову:

– Что?

– Да нет, просто представил. Тебе небось оптовая скидка положена.

Гёста шутку не оценил, и Лакке махнул рукой:

– Да не, я просто… Черт, вся эта история с Виржинией… я…

Внезапно он выпрямился и стукнул рукой об стол:

– Не могу я здесь больше находиться!

Гёста аж подпрыгнул на диване. Кот, лежавший у его ног, бросился прочь и спрятался под креслом. Из глубины квартиры послышалось шипение. Гёста поежился, повертел в руках стакан.

– Ну так иди. Я тебя не задерживаю…

– Да я не об этом. Я про все это. Про Блакеберг. Весь этот чертов город. Дороги, по которым мы ходим, места, люди – все это будто какая-то чудовищная болезнь, понимаешь? Здесь все не так. Вроде как думали, планировали, хотели построить идеальный город. А вышло все наоборот. Дерьмо вышло. Как будто… не могу объяснить… как если бы здесь просчитали, скажем, углы расположения домов по отношению друг к другу. Чтобы создать гармонию и все такое. Но что-то случилось с линейкой или там с угольником, что там для этого используют, – и все пошло наперекосяк, а со временем только усугубилось. И теперь ходишь между этими домами и чувствуешь – нет. Нет-нет-нет. Здесь быть нельзя. Здесь что-то нечисто, понимаешь? Хотя дело, конечно, ни в каких не в углах, а в чем-то другом, это как… как болезнь, въевшаяся в стены. И я не хочу так больше.

Звяканье бутылки о край стакана – Гёста без спроса наливал Лакке новую порцию. Лакке с благодарностью принял стакан. Выплеск эмоций оставил после себя приятную расслабленность в теле, пустоту, которую спиртное заполнило теплом. Он откинулся на спинку кресла, выдохнул.

Они молча посидели, как вдруг раздался звонок в дверь. Лакке спросил:

– Ты кого-нибудь ждешь?

Гёста покачал головой, с трудом поднимаясь с дивана:

– Нет. Просто проходной двор какой-то.

Лакке ухмыльнулся и поднял бокал. Ему стало лучше. Можно сказать, совсем хорошо.

Дверь открылась, пришедший что-то сказал, и Гёста ответил:

– Входи.

Лежа в ванне, в теплой воде, окрасившейся от крови в розовый цвет, Виржиния решилась.

Гёста.

Ее новое «я» подсказывало: чтобы войти, ей нужно приглашение. Ее старое – что это не может быть никто из тех, кого она любит. Или кто хоть как-то симпатичен. Гёста отвечал обоим требованиям.

Она вылезла из ванны, вытерлась, надела брюки и блузку. Только на улице она заметила, что забыла пальто. Тем не менее она не мерзла.

Сплошные плюсы.

У высотки она остановилась, подняла голову на окна Гёсты. Он был дома. Он всегда был дома.