По телевизору шли титры передачи про животных. Эли приложила палец к жилке на шее женщины — она билась, как птичье сердечко.
Эли откинулась на спинку дивана, осторожно поправила голову женщины на коленях. Резкий запах рокфора забивал все остальные запахи. Эли взяла со спинки дивана покрывало и накрыла им тарелку с сырами.
Раздавалось тихое посвистывание — дыхание женщины. Эли наклонилась, прижалась носом к жилке на шее. Мыло, пот, запах стареющей кожи… тот больничный запах… и какой-то еще, ее собственный. А сквозь все эти запахи чувствовалась кровь.
Когда нос Эли коснулся ее шеи, женщина жалобно застонала, попыталась повернуть голову, но Эли одной рукой обхватила ее за грудь, зажав руки, а другой зафиксировала ее голову. Как можно шире раскрыв рот, она приложила губы к шее, нащупав вену языком, и сомкнула челюсти.
Женщина дернулась, будто от удара тока. Спина выгнулась, ноги со всей силы оттолкнулись от подлокотника, так что голова уехала вперед, а поперек коленей Эли оказалась поясница.
Кровь толчками брызгала из вскрытой артерии, заливая коричневую кожу дивана. Женщина орала и махала руками, стянув покрывало со стола. Запах сыра с плесенью ударил Эли в нос, когда она набросилась на женщину, прижалась ртом к ее шее и начала пить жадными глотками. От крика звенело в ушах, и Эли высвободила руку, чтобы заткнуть женщине рот.
Ей удалось приглушить крик, но женщина нашарила на журнальном столике пульт от телевизора и ударила им Эли по голове. Пластмассовый корпус разлетелся на куски, включился телевизор.
Мотив «Далласа» наполнил комнату, и Эли подняла голову.
У крови был привкус какого-то лекарства. Морфий.
Женщина смотрела на Эли широко открытыми глазами. Теперь Эли различала еще один запах. Гнилой дух, смешивающийся с запахом сыра с плесенью.
Рак. У женщины был рак.
Живот свело от отвращения, и Эли пришлось разжать руки и сесть, чтобы ее не вырвало.
Камера пролетала над ранчо Саутфорк, музыка достигла крещендо. Женщина больше не кричала, а просто неподвижно лежала на спине, пока кровь била тоненькими фонтанчиками, затекая под диванные подушки. Глаза ее были влажными и пустыми, когда она поймала взгляд Эли и прошептала:
— Пожалуйста, пожалуйста…
Эли сглотнула, подавляя рвотный рефлекс, склонилась над женщиной.
— Что?
— Пожалуйста…
— Да, да, что мне сделать?
— …пожалуйста… ты… пожалуйста…
Мгновение спустя глаза женщины преобразились, застыли. Взгляд стал невидящим. Эли закрыла ей веки. Они снова открылись. Эли подняла с пола покрывало, накрыла им лицо женщины и села на диване, выпрямив спину.
Кровь годилась для пропитания, несмотря на вкус, но вот морфий…
На экране телевизора появился небоскреб с зеркальными окнами. Мужчина в костюме и ковбойской шляпе вышел из машины и направился к небоскребу. Эли попыталась встать с дивана, но не смогла. Небоскреб начал крениться, вращаться. В зеркальных стеклах отражались облака, плывущие по небу в замедленном темпе, принимая форму животных и растений.
Эли засмеялась, когда мужчина в ковбойской шляпе сел за стол и заговорил по-английски. Она понимала, что он говорит, но все это казалось ей бессмыслицей. Эли огляделась по сторонам. Вся комната накренилась, так что непонятно было, почему телевизор не падает. Речь ковбоя эхом отдавалась в голове. Эли поискала пульт, но Нашла только осколки пластмассы под столом.
Эли опустилась на пол, подползла к телевизору, чувствуя, как морфий растекается по телу, засмеялась при виде фигур, расплывающихся в бесформенные цветные пятна. Силы ее были на исходе. Она рухнула на пол перед телевизором, а цветные пятна все плыли перед глазами.
Несмотря на поздний час, несколько подростков все еще катались на снегокатах с горы между Бьёрнсонсгатан и небольшой лужайкой перед парком. Ее почему-то называли Гора смерти. Три тени одновременно тронулись со склона, затем послышалась громкая ругань одного из подростков, съехавшего в кусты, и смех двух других, мчавшихся с горы, пока, подскочив на колдобине, они с шумом и смехом не полетели на землю.
Лакке остановился, посмотрел себе под ноги. Виржиния осторожно потянула его за собой:
— Ну пошли, Лакке.
— Черт, как же тяжело…
— Мне тебя не дотащить, так и знай.
Лакке фыркнул, что, видимо, означало смешок, и закашлялся. Он отпустил плечо Виржинии и теперь стоял, безвольно опустив руки и глядя на горку.
— Блин, вон тут пацаны с горки катаются, а там… — он махнул рукой в сторону моста у подножия пригорка, — там Юкке убили.
— Не думай сейчас об этом.
— Да как не думать? Может, кто-нибудь из них его и прикончил?
— Вряд ли.
Она взяла его за руку, намереваясь снова положить ее себе на плечо, но Лакке отодвинулся.
— Не надо, я сам.
Он сделал несколько осторожных шагов по аллее парка. Снег похрустывал под его ногами. Виржиния стояла не двигаясь и смотрела на него. Вот он, мужчина, которого она любит, но с которым никогда не сможет жить.
Она пыталась.