Врач без комплексов

— Валерка, ну извини. Мне действительно работать надо. Ты бы позвонил заранее, я бы сразу тебе объяснила, что лучше вечером приезжать, а еще лучше в выходные, ну как ты не понимаешь? — Голос ее звучал искренне, просительно и жалобно, к тому же Женя была очень худенькой и почти одного с мальчиком роста, а когда утратила взрослые строгие нотки, стала больше похожа на старшую сестру, чем на «тетю».

— Ладно, — смягчился Валера. — Только можно, я с тобой останусь, я правда мешать не буду, я в машине посижу сколько надо. А потом ты меня в гости пригласишь. Пригласишь?

— А чего ты так на этих гостях зациклился? — успокаиваясь, спросила Женя.

— Просто я никогда ни у кого не был в гостях по-настоящему. В настоящей квартире, — объяснил, глядя куда-то в сторону, Валера, и Женя сразу же поняла, как это для него важно и как он об этом мечтает.

А что стоит ей исполнить его детскую наивную мечту? Да ничего. Значит, надо исполнить, а то получится, что клеймить по телевизору плохих дядей и тетей у нее времени и сил хватает, а исполнить пустяковую детскую просьбу, помочь одному конкретному ребенку, сделать для него что-то хорошее — нет.

— Ладно, — кивнула она. — Сейчас позвоню Ирине Игоревне и договорюсь, что привезу тебя вечером и чтобы она тебя не ругала. Но только и ты уж пообещай мне никогда больше в самоволку не бегать. Обещаешь?

— Да запросто! — просиял Валера.

И Женя позвонила директору детдома, а потом, не заходя в редакцию, поехала на встречу с мадам, бросившей год назад своего новорожденного ребенка в роддоме. Женя очень торопилась увидеться с ней, пока та не передумала.

Глава 4

Валерка не подвел. Он честно отсидел в машине почти полтора часа, пока Женя беседовала с «несчастной жертвой» обстоятельств, родившей от постороннего мужика, а бывшему в командировке мужу навравшей, что ребенок умер, а сама пристроила младенца в дом малютки.

— Вы не представляете, какие это были муки! — закатывая глаза и заламывая руки, вещала сытая, откормленная корова в немыслимых пестрых легинсах, трещащих по швам на ее толстой заднице, и в нелепой, украшенной воланами, кислотной, с огромным вырезом трикотажной кофте. — Но Сергуня сразу же все понял бы. Ребеночек был такой черненький, весь в папку, а у мужа волосы русые, я вообще блондинка. Ужасно! Просто ужасно! Повезло еще, что Сергуню в командировку отправили, не было никакой возможности отказаться, а то просто и не знаю, что бы было.

В начале беседы Женя сперва мягкими полунамеками, а потом конкретными замечаниями пыталась подвести свою собеседницу к мыслям о чьих-то интересах, кроме своих собственных. Задавала ей наводящие вопросы, вроде «а вы не задумывались, что чувствует маленький беззащитный ребенок, просыпаясь ночью в казенной кровати от страха, когда ему снится плохой сон, или кто его пожалеет, когда он упадет и разобьет коленку, кто приласкает его, когда он больной будет лежать с температурой, кто расскажет ему сказку на ночь, кто поцелует его, обнимет, назовет самым любимым, самым замечательным на свете?»

На что неизменно получала череду вздохов, фальшивых слез и причитаний. В духе «бедная моя деточка, бедная сиротиночка». К концу беседы Женя уже сидела молча, стиснув зубы и думая только о том, чтобы не врезать сытой, наглой бабе по ее мерзкой размалеванной морде. Потому что у этой похотливой самки была именно морда, а не лицо, как у людей.

— Ну, что же, Эльвира, — поднимаясь с дивана, проговорила Женя, — не буду врать, что знакомство с вами было мне приятно. Но замечу, что люди всегда отвечают за свои поступки. Всегда, — жестким, грозным голосом заметила она. — Не обязательно сразу, но расплата неизбежно настает. Вчера вы бросили вашего родного ребенка в детском доме, как приблудного котенка, а завтра так же бросят вас. Я горячо надеюсь, да что там, я просто уверена, что вскорости ваш муж бросит вас, променяв на кого-нибудь помоложе и покрасивее. Вы, конечно, кинетесь искать другого, но, увы. Кому нужна старая, жирная, избалованная, тупая корова? — с наслаждением живописала будущее мерзкой жабы Женя, глядя в ее наливающееся пурпуром лицо. — Помаявшись лет десять от одиночества и неустроенности, вы вспомните о брошенном ребенке, но он вас уже не простит, если, конечно, его к этому времени не усыновят, в таком случае вам его вообще не видать, а если все же разыщете, аукнется вам ваше злодеяние, помяните мое слово.

— Да… да как ты смеешь? — очнулась наконец мадам и, сузив накрашенные глазищи, поперла своим немалым весом на Женю. — Да я тебя в порошок сотру, дрянь сопливая! Ты мне поугрожай еще! А я-то ей душу открывала! Думала, человек!

— Да нет у тебя никакой души! — крикнула ей в дверях Женька. — Шалава крашеная! — И озорно, громко свистнув на прощание, поскакала вниз по лестнице, ожидая каждую секунду, что ей швырнут вдогонку чем-нибудь тяжелым.