– «На сцену для вручения награды приглашается лауреат Государственной премии СССР за выдающиеся достижения в труде…»
– Пан, ну прекрати!
Давид взял меня за лацкан пиджака:
– Ей-богу, нужно прогреметь. Чтобы Симка меня за долбодятла не держала.
– А ты и есть долбодятел. Я тебе говорил: не женись на ней?
– Говорил.
– Предупреждал, что ничем хорошим это не кончится?
– Предупреждал, – Давид повесил голову. – Не поможешь?
– Помогу, – я тяжело вздохнул, задумался. Давид у нас кто? Правильно, будущий хирург. А будущее самой хирургии за чем? Тут даже думать не надо – эндоскопический метод. Малоинвазивное вмешательство, вот это все. Оптический лапароскоп уже существует, но вот сделать из него видеокамеру с выводом изображения еще не додумались. Технология не позволяет. Или позволяет? Я почесал в затылке.
Вот и еще одна задачка поездки в ФРГ. Узнать, что сейчас творится с оптоволокном и прочим. Тут возможны интересные решения.
– Сходи в Ленинку, поищи статьи на тему эндоскопической хирургии. Кто-то в Союзе уже занимается, даже вроде гинекологические операции делали, а не только желудок смотрели. Я буду в ФРГ – поспрашиваю насчет новой техники. Может, что-то появилось – куплю.
– Для чего?
– Для малоинвазивных операций, – я перешел на шепот. – Картинку внутри органов можно подсветить и вывести на экран. И оперировать по ней, без больших разрезов.
– Не врешь? – Давид выпал в осадок.
– Не вру. На Западе уже вплотную к этому подошли, там, правда, технические затыки есть. Но готовиться к появлению передового метода уже можно. Писать статьи в научные журналы, собирать материалы для кандидатской. Чуешь, в какую сторону я тебя пинаю?
– Ага. Я тебе по гроб и вообще…
– Хватит, хватит. Только без слюнявых поцелуев, – я подтолкнул Давида к двери. – Иди, мой руки, тебе на смену.
– Так, кто желает, чтобы его подвезли, тот со мной, – заявил я во всеуслышание. – Остальные могут здесь хоть поселиться.
Дискуссия сразу свернулась, и мы дружно погрузились в машину. Авис Акопович залез назад, ему дальше было, а Валентин сел впереди.
– Чего Катя хотела? – спросил фельдшер. – Смотри, тетка опасная, могут быть последствия, – хохотнул он.
– На телевидение меня пригласили, – признался я. – В передачу «Здоровье». Будем про бактерию рассказывать.
– Ничего себе! – восхищенно крякнул Геворкян. – Спроси там у Белянчиковой, она хоть раз в жизни болела? Общественность интересуется, живой она человек или робот.
Мы дружно засмеялись. Я точно знал, что живой. В девяностые ей неслабо прилетело по голове от грабителя, да и смерть эта бестолковая после перелома шейки бедра выглядела насмешкой судьбы. Но настолько же круче она делала свою передачу, чем банда клоунов с песнями и плясками про неопустившееся яичко и метеоризм!
Дома Анюта слушала «голоса». Причем не под одеялом, а прямо на кухне, ни капли не скрываясь, в процессе готовки.
– Любовь моя, а не слишком ли это? – поинтересовался я, чмокая в шейку. – Кот из дома – мыши в пляс?
– Это ты про Пилипчук? – Анечка призывно вильнула попкой.
Но я что-то прилично так подустал, поэтому ограничился поощрительным хлопком по пятой точке.
– Да, о ней. О чем хоть вещают враги?
– Сахаров новую голодовку объявил в Горьком.
– Против чего протестует?
– Прослушала. Симка звонила.
Нет, вот в этот разговор я не полезу. Ну его нафиг. Хуже диссидентов яма.
– Наверное, польские события. Или Афган.
Я просто видел, как Азимова лучится любопытством и желанием перетереть кости сестре. Нет, нет и еще раз нет!
– Но там академика жена накручивает.
– Боннер?
– Да. Очень резвая дамочка. Не дает общаться с детьми от предыдущего брака, везде себя и своих киндеров пропихивает.
– Зря она в политику полезла. Прилетит и детям.
– Не прилетит, – махнул я рукой. – Власть у нас добрая нынче, плюс за Сахарова академики хлопочут.
– Героя соцтруда-то у него отняли. Кстати, не знаешь почему? – Аня поставила передо мной кружку с дымящимся кофе, который оказался сильно хуже дыбовского. Мнда… Надо прикрепляться к какому-нибудь спрецприемнику. Впереди тяжелые времена. С продуктами будет совсем швах.
– Почему дали или отняли?
– Почему отняли. Почему дали, я и так знаю – папа рассказывал. За ядерную и водородные бомбы.
– Да, потрудился Андрей Дмитриевич для мира во всем мире. А отняли – тоже не секрет, те же голоса сообщали. Написал Брежневу, мол, не стоит реабилитировать Сталина, а потом еще добавил в американские газеты с осуждением чехословацких событий. Сталин – хрен с ним, думаю, нашему Ильичу Коба до фени, это дело прошлое. А вот одобрямс «пражской весны»… такое не прощают.
– Ты же в политику не полезешь? – Аня проницательно на меня посмотрела. – Небось, в ФРГ будут журналисты спрашивать…
– Сразу по прилете осужу строй и плюну в Чазова, – я зевнул, прихлебнул кофе. – Свободу выбирать надо не тайком, а ярко, на публику. Тогда будет выхлоп.
– Слу-ушай, Панов! – Азимова засмеялась. – А в тебе еврейских корней нет часом? Везде цимес найдешь.