Врача вызывали?

Вчерашний школьник сильно переживал по поводу неудачного начала новой, столь много обещающей студенческой жизни. И решил хоть как-то исправить неблагоприятное впечатление, которое произвела совершенно не английская пунктуальность.

– Майкл Минин! – без тени улыбки сказал он, даже не подозревая, что с этого момента до конца института все будут звать его исключительно Майкл. Преподавательница не удержалась и, позабыв о том, что намеревалась примерно наказать нарушителя дисциплины, широко улыбнулась.

Английский язык Борис не любил. Не то чтобы он страстно любил остальные предметы, однако английский вызывал у него перманентное чувство отвращения. Боря категорически отказывался понимать, почему эти грязные, вонючие англосаксы пишут одно, а произносят совершенно другое. Кроме того, многие буквы в словах и вовсе не озвучиваются. И ещё, зачем, спрашивается, столько времён глагола. Вот по-русски, например, прошедшее, настоящее и будущее, и всем хватает, до сих пор ещё никто не жаловался. Тьма-тьмущая каких-то дурацких правил и, что гораздо хуже, – гораздо больше исключений. На свою беду, Боря попал в группу студентов, продолжающих изучать английский. И все они, без исключения, знали ненавистный язык лучше, чем он. Этот факт неприятно раздражал и даже заставлял задуматься о какой-то неизвестной медицине мозговой патологии, при которой развивается полное отторжение английского языка. Преподавательница давно утратила надежду на то, что сумеет научить Борю хоть чему-нибудь, и откровенно махнула на него рукой. Поэтому Борис окопался за последним столом, читал газеты, спал и терпеливо ждал, когда наконец закончится первый курс и вместе с ним столь ненавистный английский. По иронии судьбы, рядом с ним сидел Майкл. И если Боря был глухонемым в английском, то Майкл владел им на уровне родного. Он свободно читал, говорил и даже пел на нём. Преподавательница никогда не спрашивала у него домашнее задание – зачем тратить драгоценное время? И так ясно, что Минин язык знает. В отличие от Бори, Майкл не разгадывал газетные кроссворды, а читал «Театр» Моэма в подлиннике.

Борис с детства знал, что завидовать нехорошо, поэтому искренне старался не замечать Мишкиных успехов. Однако потихоньку у него сформировался стойкий комплекс неполноценности.

Однажды Белянчикова попросила Борю к доске. Он, как обычно, молча стоял и хмуро смотрел в окно, ожидая, когда глупая наставница наконец осознает свою ошибку и вызовет кого-нибудь другого. Потому что спрашивать у Бори английский, всё равно, что у слепого – дорогу. Дело совершенно безнадёжное и бесполезное. Обычно терпеливая Белянчикова вдруг не выдержала и рубанула с плеча нелицеприятную правду-матку:

– Никогда вы не познаете прелести английского языка! – возмущённая его равнодушием кричала наставница. «Как? – удивлённо подумал Борис. – В английском есть какая-то скрытая прелесть?» Этот факт вообще убил парня. А жестокосердная Белянчикова безжалостно продолжала:

– Для тебя закрыт путь в замечательный мир англоязычной культуры. Подумай только – четверть населения земного шара говорит и творит на английском…

Она ещё долго говорила о фантастических преимуществах английского языка… Но Боря уже отключился, чтобы зря не расстраиваться и не разрушать бесценные нервные клетки.

Однако если прежде сильный контраст между Майклом и Борей в знании языка вызывал лёгкое раздражение, то теперь стал просто выводить из себя. Как и все нормальные люди, в создавшемся положении Борис винил не себя, а других. Он возненавидел Майкла врождённой, той дремлющей в генах ненавистью неудачника к счастливчику, которая, как правило, обеспечивает стойкое ощущение себя как человека третьего сорта. Неизвестно, сколько продолжался бы этот пожар на торфяном болоте, если бы однажды Боря не стал случайным свидетелем одного разговора. Белянчикова остановила Минина и спросила:

– How are you, Michael?

– Same shit, just the depth that varies (To же самое дерьмо, только глубина разная), – с вежливой улыбкой ответил Минин.

Улыбнувшись, наставница в свою очередь рассказала что-то такое, что рассмешило Мишку. И они разошлись.

– Что ты ей сказал, что она заржала, как кобыла, – с нескрываемой неприязнью полюбопытствовал Боря.

И Майкл, не мудрствуя лукаво, охотно объяснил. Изумлению Бори не было предела. Он никогда не задумывался, что на английском можно шутить, нормально общаться, ругаться, наконец. Борис искренне верил, что английский создан для того, чтобы мучить студентов текстами, типа «Диалог в аптеке» или «Визит к узкому специалисту».

– Да ты что, а ну повтори! – воскликнул Боря.

Майкл пожал плечами и повторил.

– Класс! – сказал Боря и восхищённо протянул: – Same shit, just the depth that varies.

Фраза улеглась в мозгу, как кошка на диване, удобно и легко, словно жила там годами. И тут Борька осознал, что сделал это абсолютно без усилий, не переводя и не зазубривая каждое слово. Поражённый чудесным открытием, он спросил:

– А она-то чего тебе рассказала?

Майкл замялся:

– По-русски это звучит слишком грубо…