Врачебная ошибка (сборник)

– Готовьтесь, – сказала она.

Мы переглянулись.

– Да почему мы должны… – отважно пискнул Мишка и сразу заткнулся под ее ледяным взглядом.

– Да потому, Михаил, что иначе я выставлю вам те оценки, которых вы заслуживаете, и вы оба останетесь на второй год. И я лично прослежу, чтобы вы попали в разные классы. Так что поработайте руками, если не можете работать головой. Еще вопросы будут?

Мы только обреченно покачали своими нерабочими головами.

Моя мама называет Ольгу Павловну «старорежимной». Я не знаю, что значит это слово, но что она очень старая, это да. Наверное, она даже старше моей прабабушки и сильно на нее похожа. У них даже одинаковые красивые платки, пушистые и белые, как их волосы, и брошки с женским профилем. Моя прабабушка очень добрая, и когда я в первом классе увидел Ольгу Павловну, то сначала страшно обрадовался. Думал, она тоже добрая, но нет. Совсем наоборот. В жизни не видел человека строже, а мой папа, между прочим, преподает в медицинском институте, считается самым суровым преподавателем и ставит двойки всем подряд, потому что «невежество врача смертоносно». Он очень гордится, что никакие слезы и мольбы не могут его разжалобить, но до Ольги Павловны ему еще далеко. Когда-то мы с Мишкой соврали ей, что у нас страх аудитории, поэтому мы так плохо отвечаем у доски. Думали, такие взрослые слова ее проймут, но ничего подобного. Ольга Павловна сняла свои огромные очки, протерла их кружевным платочком, уголок которого всегда выглядывал у нее из-за ремешка часов, и сочувственно покачала головой: «Молодцы, ребята, что признались. Теперь я буду вызывать вас к доске как можно чаше, чтобы вы смогли побороть свой страх». И будьте уверены, слово свое она сдержала.

Мы с Мишкой оба троечники, но родители считают, что мне просто не хватает усидчивости, а Мишка реально тупой и плохо на меня влияет, и я учился бы гораздо лучше, если бы дружил с кем-то другим. Но я не поддаюсь. Даже Ольге Павловне не удалось нас рассадить, хотя и приходится быть на уроках тише воды ниже травы. «Один звук, Прусаков и Ларионов, один звук, и вы окажетесь в разных углах класса!» И мы молчим, но не только из-за этого. Все-таки Ольга Павловна очень-очень старенькая, и мы боимся, что вдруг, когда будет стучать указкой по столу, она не рассчитает сил и у нее заболит сердце. У моей прабабушки так бывает, но я уже знаю, какую ей надо дать тогда таблетку. А тут непонятно, что делать.

Сейчас мы уже в четвертом классе, и нам разрешают самим приходить из школы домой. Обычно мы идем к Мишке, и его мама, тетя Роза, кормит нас обедом, если не «на сутках». Она у него веселая и совсем не расстраивается из-за плохих оценок сына. Оказывается, все главврачи в молодости были троечниками.

Мы с Мишкой приосаниваемся, а его мама тут же замечает, что трояки и пары еще не гарантируют нам карьеру главврачей, но все равно любит она нас такими, какие мы есть. От нас она только требует, чтобы мы каждое утро делали зарядку и обливались холодной водой. «Кем бы вы ни стали, а здоровье лишним не будет», – все время повторяет она.

Сегодня тетя Роза «на сутках», нам придется самим разогревать обед, и Мишка будет ночевать сам, потому что папы у него нет. Я всегда ему завидую, что он спит один в квартире, как взрослый, и прошу маму отпустить меня к нему, но она не разрешает.

Мишка сказал, что сегодня мама приготовила мясную запеканку. Мы голодные, но домой не торопимся, потому что все важные вопросы всегда решаем на качелях – длинной деревянной доске.

Мишка мелкий, а я «жиртрест», поэтому для равновесия я катаюсь налегке, а он – с обоими нашими рюкзаками. Когда меня дразнят (бывает такое иногда), Мишка огрызается, мол, сам жиртрест, а я не обижаюсь. Мы с Мишкой занимаемся айкидо, и я просто мускулистый, а в жирные попал, потому что в классе не нашлось никого толще, а вакансия жирдяя обязательно должна быть занята. Ну, выпала мне такая доля, так что ж теперь.

Мишка сильно отталкивается ногами, так что моя сторона качелей стукается об землю.

– Так что делать-то с этой олимпиадой? – спрашивает он.

Я стараюсь оттолкнуться еще сильнее.

– Придется идти.

– А может, скажем, что мы мужики и не собираемся с девчонками позориться?

Мысль богатая, но только если не знаешь Ольгу Павловну. Нет, она любой разумный довод так перевернет, что побежишь на олимпиаду впереди всех, радуясь, что жив остался. Я прямо слышу ее голос: «Прусаков, неужели ты считаешь труд позорным? Неужели думаешь, что женщины обязаны тебя всю жизнь кормить-поить да обстирывать? А если ты станешь космонавтом? Или летчиком? Или моряком? Думаешь, мама прилетит к тебе на орбиту заштопать носочки?»

– Не прокатит, – говорю я, и Мишка обреченно кивает.

От тяжелых раздумий мы почти перестаем раскачиваться, зеленая доска едва колеблется под нами.

– Ну ладно, сходим, если ей так надо. Пошьем там, как умеем.

– А мы никак не умеем.

– Ну и что? Последнее место кто-то должен занять, почему не мы?