Полковник Альтман села спереди, положив на колени сумку из грубой кожи, похожую на колчан Робин Гуда. Почему-то всплыло в голове, что такие сумки называются «ягдташ» и что когда-то он получил трояк за диктант, написав то ли «ягташ», то ли «якдаш», и с тех пор это коварное слово ни разу ему не понадобилось.
Вырулив на проспект, он уловил аромат приятных и явно очень дорогих духов, совсем не вязавшихся с ее сиротским прикидом. На светофоре он осторожно поглядел на свою пассажирку. Может, она специально надела эти лохмотья в самолет, чтобы легче перенести дорогу? Но в гардеробе полковника ФСБ такой дурацкой майки в принципе не должно быть.
Интересно, какую должность она занимает? Но после слишком непосредственной реакции на ее пол неудобно спрашивать.
Альтман резким движением открыла портфель, достала пачку сигарет и зажигалку.
– Для вас оказалось неожиданностью, что я женщина?
– Приятной неожиданностью.
– Да?
– Да.
– Странно. Обычно мужчинам такое неприятно. Больше скажу: я сама терпеть не могу работать с женщинами.
– Не знаю, мне нравится. Пол, национальность, возраст – все это ничего не значит перед деловыми качествами и заслугами.
– Вы еще забыли ориентацию.
– Не забыл. Вы уж меня простите, что позволил себе такое шовинистское высказывание, но это от удивления, ни от чего больше.
– Конечно, и я прекрасно вас понимаю, – кивнула полковник Альтман. – Все же не женское это дело – погоны носить.
– Вы серьезно?
– Безусловно. Женщина должна заниматься семьей, детьми, а не вот это вот все, – Альтман ткнула в себя пальцем. – С делами мужчина справляется гораздо лучше. Можете это проверить на любом примере. Бухгалтер-мужчина всегда быстрее сведет баланс, а парикмахер пострижет лучше, чем парикмахерша.
«Тебе-то откуда знать?» – подумал Мстислав Юрьевич, покосившись на ее кичку.
– Что вы говорите? – вежливо поддакнул он, когда сообразил, что пауза затянулась.
– Да, это так. По себе сужу. Я часто работала лучше идиотов, но всегда хуже дельного и компетентного мужика. Специалист моего уровня, только мужского пола, всегда справлялся лучше моего.
Зиганшин усмехнулся и заметил, что, по последним научным данным, женщина – тоже человек.
– Вы напрасно иронизируете. Мой карьерный взлет обусловлен только тем, что дельных и компетентных мужиков катастрофически мало. Можно сказать, их и вовсе не осталось. И лучше ситуация с этим не станет, – вздохнула Альтман. – Как ни воспитывай детей, а наследственность никто не отменял. Настоящие мужики родятся у настоящих мужиков, а их почти всех перебило в войну.
Зиганшин стиснул зубы.
– И еще такой момент, – кажется, Альтман развивала давно волнующую ее идею, – раньше риски делились поровну между полами. Война холодным оружием была не такой опасной, как теперь, и мирное население при ней страдало минимально. Мужчина шел махать мечом, зная, что в принципе, конечно, если зазевается, может быть убит, но в то же время в случае успеха его ждали чужие женщины и богатые трофеи. Но шанс выжить был намного выше, чем сейчас. У женщин же совсем наоборот. В Средние века забеременеть и родить, в смысле угрозы жизни, было все равно что сходить на войну, даже опаснее…
– Товарищ полковник, простите, мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – перебил Зиганшин, чувствуя, что еще секунда, и он потеряет над собой контроль.
– О! Безусловно! – Альтман достала новую сигарету, закурила и закашлялась. – Простите мою бестактность.
– Ну что вы, вы же не знаете…
– Я знаю. И я действительно бестактна, – холодно продолжала она, – существует стереотип, что люди с математическим складом ума не умеют коммуницировать, и я, к сожалению, укладываюсь в этот стереотип. Мой долг был развлечь вас светской беседой, только, не учтя ваших личных обстоятельств, тему я выбрала крайне неудачно. Простите.
– Ничего. А откуда вы знаете о моих обстоятельствах?
– Мы с полковником Шляховым много об этом говорили. Вам очень сочувствуют.
– Спасибо.
– Мстислав, раз уж мы коснулись вашего несчастья, то я могу помочь с усыновлением.
– Простите? – вскинулся Зиганшин.
– Исключительно в порядке информации сообщаю, что я могу помочь с усыновлением ребенка, – отчеканила полковник Альтман.
Зиганшин выехал на Московский проспект. Слава богу, до гостиницы осталось минут двадцать, и скоро он избавится от этой любительницы ковыряться в чужих ранах, если она, конечно, не захочет ехать с ним вручать остальные посылки.
Альтман достала из сумки визитку и воткнула ее в щель бардачка.
– Надумаете, позвоните мне. Есть связи. Кроме того, могу поспособствовать вашему делу.
– Какому делу? – Зиганшин подумал, уж не пьяна ли она. Иначе чем объяснить такую странную откровенность и бесцеремонность?
– Вы же подали в суд на врача? Или хотя бы в прокуратуру написали?