Врачебная тайна

– Какого тебе блядь наркоза добавить, езжай давай отходи в палату – засмеялась Марина глядя на Марка.

– Давайте девочки, везите его в реанимацию, там под ежечасное наблюдение, состояние стабилизируется, переведём в палату его. – обратился Марк к медсестрам.

Марк снял перчатки и маску и вышел из операционной. За дверью на белом ряде стульев сидела Вера. Увидев Марка, она подскочила к нему.

– Марк, что случилось, ты как? – спросила она гладя его за плечо.

– Нормально. Кто слил уже?

– Неважно! Марк, что с тобой? Надо обследоваться, ты кровь когда на общий развёрнутый сдавал? Как чувствуешь сейчас себя?

– Вер...... У нас там сегодня не простая операция была. Я устал очень, – превозмогая боль, сказал Марк.

– Домой поеду, отдохнуть и отлежаться надо. – еле переплетая ноги пошёл прямо по коридору Марк.

– Куда ты в таком состоянии собрался – крикнула она ему вслед.

–Вееееррррааа, оставь меня! Я устал, ты не видишь, сколько тебе еще раз сказать? – взревел Марк.

Он остановился, повернулся и подошёл к Вере. Марк обнял ладонями её затылок, наклонился и поцеловал её в макушку.

– Я сам доеду малыш, не переживай за меня – как можно мягко сказал он и улыбнулся.

Вера стояла, тихо плакала и смотрела ему вслед.

Пикник у духовки

В этот раз я сидел за столом не знакомой мне кухни, и наблюдал за её обитателями в тусклом свете свечей, подсвечниками для которых служили изрядно заляпанные воском бутылки из под вина. Они меня не видят, поймал я себя на мысли. В этот раз я был просто зритель.

Они решили обосноваться на кухне чуть раньше, чем будет готов основной зачинщик и виновник их вечера.  Ему, а вернее ей требовался еще час или полтора.

Заведомо он охладил пару бутылок вина и сделал минимальные приготовления: на буковую досточку нарезал сыр, выложил испанские оливки, остатки байонского окорока, привезённого из последней поездки в Париж, а так же составил пару из свежего хрустящего багета и тапенады из вяленных томатов. Они уселись на кухне, прямо на полу подстелив плед, и раскидав небольшие подушки вокруг. Он разлил по бокалам ледяного альбариньо, бокалы покрылись матовым потом.

– Это вино великолепно, – оно показалось мне нервно-кислотным и в тоже время очень ароматным и фруктовым, – сказал он.

Она немного попробовала и одобрительно кивнула в ответ. Они говорили о всякой ерунде, вспоминали, как жили еще в однокомнатной квартире и потом долго смеялись, когда вдруг вспомнили случай, как он поскользнулся и упал в ванной и локтем разбил две плитки на стене, а ведь недавно сделали ремонт. Потом долго смотрели в духовку, которая озаряла их лица в тёмной кухне янтарным сиянием лампочки. Продолжали пить вино и как дети в детском лагере в ожидании еды, елозили своими вилками по пустым тарелкам. Слегка опьянев, он снова посмотрел на горящий и полным надежд свет, который светил из духовки и наконец-то сказал "Готово!".

Она всегда любит съедать ножки, поэтому он делает вид, что терпеть их не может. Исходя слюной, он выложил в тарелку  для неё ножку, потом, затем следуют пару инжиров, немного капусты и целое яблоко, запеченное в утином чреве. Себе  он кладёт грудку, чёрт возьми, она тоже прекрасна и ту же компанию для гарнира, немного подумав, добавляет два крыла – крылья всегда априори принадлежат ему. Пока они, сидя там же на полу едят свою утку, я перемещаюсь в сторону оставшейся утки. Я смотрю на эту утиную ножку и мысленно её пожираю и обсасываю её жирную косточку.

В этот момент они делают по последнему глотку испанского альбариньо и бокалы отправляются в посудомоечную машину, наступает время долгожданного Амароне. Для него уже готовы натёртые бокалы, превышающие по объёму прежние раза в два.

Первым, что лежит в его тарелке, он пробует квашеную капусту, которая служила постелью для утки течении 6 часов, она стала прозрачной. Она размазывалась об нёбо, была сладковатой и полностью пропитана утиным жиром и ароматом утиных костей и фруктов – потрясающе! Он отрезал половину инжира и почувствовал его кремовую текстуру с вкраплением хрустящих семян, он не был сладким и сахарным, по вкусу он был на полном балансе. После попалась горошина душистого перца, едва раскусив её он очутился на рынке специй в Дэйре.

– Для утки надо выбирать самые зелёные, мелкие, дешёвые и на вид мерзкие яблоки. Именно тогда из них получаются настоящие гастрономические самородки или даже нет изумруды. Наливаясь внутри утки жиром, они отдают сок и кислоту утке, а у нее забирают жир и соль. Яблоко становится прозрачным, эмеральдовым, наливным и его мякоть напоминает конфитюр, который так и хочет оказаться намазанным на каммамбер – говорил он ей размахивая вилкой как дирижер в янтарном свете исходящем из духовки.