Врачебная тайна

А так же нужна ее поддержка перед суровым ликом главного врача, который вдруг взялся контролировать каждую операцию Геральда, который обещал наложить на него взыскание, если еще хоть один пациент обратится к нему с жалобой. А если жалобы эти станут системой, то им придется распрощаться.

Так вот он вчера вечером Геральду и сказал. И намекнул, что вновь прибывший к ним в больницу Леонид, не помнил он его отчества, весьма и весьма перспективный доктор. О чем уже свидетельствует не одна благодарность в его адрес. А что касается Геральда, то главному врачу совершенно не улыбается отвечать на вопросы следователей по поводу каких-то людей, которых будто бы Геральд то ли отправил на тот свет, то ли чуть не отправил. Он – главный врач то бишь – не потерпит в своей больнице вечно снующих взад-вперед следаков, которые суют свои носы во все замочные скважины.

Пришлось Геральду мяукнуть что-то про Аллочку. Как-то намекнуть пришлось, что она в него как во врача верит. И главный сразу смягчился. Ни для кого не было секретом, что Босову он очень уважал и как специалиста, и как женщину.

– Ну… если Алла Ивановна возьмет вас под свое покровительство, – пожевал тогда губами он, совершенно не догадываясь, что покровительствует Алла Геральду давным-давно. – Будем ставить вопрос несколько иначе.

Так-то вот! И этот самый вопрос он поставил ребром перед своей семьей вчера вечером.

– Или я с ней, или я никак, ма!

– Но… Но разве нет других девочек, сыночек?!

Мать очень огорчилась перспективе иметь сноху старше собственного сына почти на десять лет. К тому же недавно овдовевшую, к тому же имеющую взрослого сына-лоботряса.

– Может, и есть, мам, но не для меня!

– Ты так ее любишь?! – ужаснулась мать, схватившись за сердце.

– И люблю тоже, – нехотя признался Геральд, подозревая, что мать вкладывает в это понятие нечто иное, нежели он. – Да, люблю, и кроме того, она та женщина, которая мне теперь очень нужна, мам!

– Но… Но чем я могу помочь? Чем мы можем помочь? – Мать беспомощно оглядела своих детей, стены недавно отремонтированной квартиры. – Нам что, нужно съехать?!

– Да, – остался твердым Геральд, хотя жалость раздирала его сердце.

В совещательную комнату его не пустили. И потом долго не разговаривали, часа два, наверное. Потом женщины начали неохотно собирать вещи, а утром он проводил их к поезду.

Собственно, бездомными-то они не оставались, уехав от него. У матери в Пензенской области остался от родителей добротный двухэтажный дом. Они его не забросили, сдали в наем, заставив жильцов в счет арендной платы капитально дом отремонтировать. Месяца полтора-два назад жильцы уехали куда-то на Дальний Восток, позвонили и сказали, что ключи оставили у соседей. Мать жутко переживала за отремонтированный дом, что теперь тот без пригляду.

– Вот сами и присмотрите, – вполголоса пробормотал Геральд, помахав на прощание им в окошко. – И я жизнь свою личную налажу.

Пока что его личная жизнь едва слышно сопела в телефон и никак не реагировала на его приглашение.

– Алусик, детка, так что?! Я могу надеяться?! Я скучаю, малыш! Я не могу без тебя…

– Господи, мужа след еще не остыл, – пробормотала Алла, но без печали совершенно. – Что люди скажут, Гера?

– А мы разве станем у них об этом спрашивать?

Геральд поймал свое отражение в высоком, во всю стену, зеркальном шкафу в прихожей. С этим шкафом матери особенно сложно было расставаться. Он очень нравился ей своей вместительностью, удобством, она терла зеркальные дверцы с утра до ночи, внимательно отслеживая процесс собственного увядания.

Геральду до увядания было еще ой как далеко. Ему было тридцать девять. Самый расцвет для мужчины. К тому же он был очень хорош собой. Приятно не обременен бедностью. Теперь вот с квартирой. Он мог бы, мог составить счастье любой приличной женщине, девушке. Но ему нужна была Алла. А она что-то медлит и медлит с ответом. Может…

– Леонид!!!

– Алусик, малыш, ответь мне, пожалуйста, я тебе больше не нравлюсь?! – в горле запершило, и вышло чрезвычайно трагично.

Алла не могла не проникнуться.

– Ну что ты, Герочка, что ты. Мне никто, кроме тебя, не нужен. Только ты! Ты один! – проворковала она.

Одним глотком выпила кофе, на ходу сняла халат и голышом прошла в спальню, где в шкафах была развешана теперь только ее одежда. Ванькино барахло бережно упаковали по коробкам ее коллеги и помощница, пока хором опекали ее горе. Упаковали и унесли куда-то. Решили, что не надо ей натыкаться на его трусы и майки, это лишняя стимуляция боли.

Молодцы! Низкий им поклон за это, хотя боль тут была ни при чем.

– Ты приедешь, малыш?

– Да, уже собираюсь. – И Алла отключила телефон.

И почти тут же, едва она ухватилась за темные брюки в клетку и лиловый джемпер, телефон зазвонил снова. Странно, но номер не определился. Гарик, что ли, хохмит?

– Да? Чего тебе? Говори, мне некогда!