Врачеватель. Другой мир

— А свежий воздух в легких застревает? — покачал я головой. — Как его в полутьме осматривать прикажите?

Два журнальных столика завалены лекарственными порошками, стоят склянки с отварами, зельями и даже есть артефакты для восстановления жизненных сил. Перевел взгляд на раненого, обросшего щетиной.

— Не дает себя брить, — словно извиняясь, произнесла графиня. — Подставляет шею под бритву, и цирюльник отказался работать.

— Выйдете, — попросил я.

Анна Олеговна вздохнула и не стала перечить. В проеме двери заметил дворецкого и какую-то служанку.

— Петр, ты чего это удумал? — обратился к другу Сазонов. — Мы с тобой еще в разведку сходим, на балу дам покадрим.

— Оттанцевался, — хрипло произнес Завьялов. — Илья, я рад, что нашел время попрощаться. Мне осталось немного, дар затухает и с этим ничего не поделать, — с трудом произнес пострадавший.

Диагностику запустил и не вмешиваюсь в разговор двух приятелей. Так, краем уха слушаю, о чем они говорят, но не вникаю. На раненом поручике темное проклятие, въевшееся в плоть и в источник. Мне даже нет нужды проверять раны, они на сто процентов не затянулись. Удивительно, что нет гангрены. Хотя, судя по тому, как состояние Петра поддерживают и сколько тратят на это сил и средств, то все закономерно. Магия пытается сопротивляться и не дает распространиться заразе, но та медленно отвоевывает участки тела. Другой вопрос, почему молодой мужчина не способен двинуть ни рукой, ни ногой, а шеей крутит, губы у него двигаются и не отказали голосовые связки? Некоторые внутренние органы уже повреждены проклятием, которое не собирается останавливаться.

— Мне необходимо в деталях понять, что произошло, когда получили ранение, — произнес я, глядя на Петра.

— Какой в этом смысл? — скривил тот губы и скосил на меня взгляд. — Кто ты такой вообще?

— Это врачеватель, господин Воронов Александр Иванович, — представил меня Сазонов. — Он мне вчера морду набил и каким-то заклинанием так приложил, что я еле очухался.

— Быть не может, — удивленно прошептал раненный, у которого впервые появились эмоции, не связанные с болью. — Врешь?

— Клянусь, — приложил руку к груди Илья Викторович.

— Тогда подробности! — потребовал Петр Денисович, оживляясь. — Никогда бы не подумал, что тебе рожу набьет такой слабый с виду господин.

— Ты его плохо знаешь, — хмыкнул Сазонов и понизив голос произнес: — Он у меня еще и невесту увел.

— Брешишь! — вырвалось у его друга, прикованного к кровати. — Неужели Екатерина променяла такого красавца? Или у самого рыльце в пушку?

— Ну, не без этого, — не стал отнекиваться его приятель.

А они действительно близкие друзья. Ладно, пусть болтают, тем более что от таких новостей появился некий всплеск интереса к жизни. Плохо другое, у Петра источник больше, чем наполовину опутан проклятьем. Что же это за заклинание? Если боевое, то мне оно не знакомо. Скорее всего его произнес темный маг в момент смерти от руки поручика. Произошел выброс силы, прикрепился к проклятию и настиг врага. Вновь попросил друзей детально вспомнить последние минуты боя. Они подтвердили мои догадки, но что произнес враг, когда ударил шашкой Петра, не разобрали.

— Сейчас обследую конечности, — произнес я и откинул одеяло, не обращая внимание на протест умирающего.

Да-да, он уже за гранью, хотя еще сознание с душой тело не покинуло. Проклятие методично поражает все органы, но пока не затронуло сердце. Обрекли поручика на страшные муки, но не ожидали, что он столько протянет, в этом уверен. Однако, его срок подходит, и он это осознает. Пальцы на ногах и руках посерели, черные пятна в виде клякс по всему телу. И, готов поспорить, что они растут.

— Ну что врачеватель, убедился, что перед тобой живой труп? — хрипло поинтересовался Завьялов.

— Мертвецы не разговаривают, — хмыкнул я и добавил: — А трупы шеей не крутят. Пока ничего сказать не могу, в том числе и обнадежить, мне требуется подумать.

— Ну, поразмышляй, чего уж там, — буркнул Петр и попросил: — Ты бы оставил нас с господином Сазоновым, хочу ему кое-какие указания дать.

— Хорошо, — кивнул я и посмотрел на поручика, который меня привез к раненому: — Не обещайте ничего из того, о чем пожалеете или не переговорив со мной.

Намек, чтобы не вздумал пристрелить друга по его просьбе. Граф, если бы мог двигаться, то уже бы давно свел счеты с жизнью, в его ауре мысли о самоубийстве четко прослеживались.

— И каков вердикт? — обратилась ко мне хозяйка поместья, как только я вышел из комнаты больного.