В последние годы жизни Николай Павлович, видимо, страдал остеохондрозом. У него периодически болела спина. В воспоминаниях фрейлины А. Ф. Тютчевой упоминается ее разговор с Николаем Павловичем, состоявшийся в декабре 1854 г.: «Он подошел ко мне и спросил, почему вид у меня больной. Я ответила, что у меня болит спина. „У меня тоже, – сказал он, – для лечения я растираю себе спину льдом и советую вам делать то же“».[185]
Таким образом, Николай I болел так же часто, как и все обычные люди, обладающие крепким здоровьем. Его не обходили ни сезонные, ни возрастные заболевания, но говорить о каких-либо хронических болезнях по отношению к Николаю Павловичу не приходится. При этом распространенный миф о «железном здоровье» Николая I является результатом его сознательных усилий, вписывавшихся в общий «сценарий власти» харизматичного императора.
О каких недомоганиях супруги упоминает в записной книжке Николай Павлович в 1822–1825 гг
Свою супругу Николай Павлович любил, именуя «Белой розой» или «Птичкой». Поэтому он всегда с большим вниманием относился к недомоганиям Александры Федоровны, которые со временем привели к созданию образа постоянно болеющей императрицы. С 1818 по 1832 г. супруга Николая Павловича была беременна 11 раз,[186] что не могло не сказаться на ее самочувствии. Кроме этого, на состоянии здоровья императрицы тяжелейшим образом отразился пережитый ею стресс, связанный с событиями 14 декабря 1825 г. Тогда рано утром Николай I фактически попрощался со своей супругой и просил ее, если случится, встретить смерть мужественно. К тому имелись все основания, поскольку у молодого императора были убиты дед и отец и для него не были секретом планы декабристов по «ликвидации» его семьи, включая детей. После трагических событий на Сенатской площади у Александры Федоровны при волнении стала конвульсивно подергиваться голова.
У Александры Федоровны случались недомогания, которые купировались хирургическими методами. Например, в декабре 1822 г. у нее появилась опухоль на руке (ранее был нарыв на ноге). В. П. Крайтон сначала (16 декабря 1822 г.) поставил на опухоль пиявки, а через несколько дней (22 декабря 1822 г.) вырезал нагноение: «Ей было больно, с ней, к себе… письмо от Ангела из Венеции, счастье… жена, к ней, Крайтон, смотрит ее руку, ей больно». Замечу, что постановка пиявок была тогда обычной процедурой: «Крайтон ставит жене пиявки в туалетной комнате» (4 января 1824 г.).
Естественно, Александра Федоровна периодически простужалась.[187] Довольно часто ее посещали проблемы с желудком: «Ночью у жены случилась диарея и возбуждение, послал за Крайтоном, дал ей успокоительное, встал в 8 1/4» (1 октября 1823 г.); «Мою жену пронесло много раз за ночь, спала очень плохо…» (26 ноября 1823 г.). Периодически Александру Федоровну беспокоили различные колики: «в 1 1/2 посылаю за Крайтоном для жены, у нее колика, лекарство, уходит, лег отдельно, встал в 9» (7 мая 1823 г.). Встречаются упоминания о явлениях остеохондроза: «Пошел к жене, страдает от ревматизма в шее и голове… Лейтон, Крайтон» (3 января 1824 г.). Иногда бывали и женские «нервы»: «Сели за стол, у жены обморок, ложится, послали за Крайтоном, приписываю это нервам, у нее три дня были регулы, проходит, обедал» (1 май 1824 г.). Так или иначе, но при любых недомоганиях супруги Николай Павлович проявлял к ней самое трогательное внимание.
Почему имя лейб-медика консультанта М. М. Мандта стало символом «врача-отравителя»
Имя М. М. Мандта в основном известно в связи с последней болезнью императора Николая I в феврале 1855 г. Однако Мандт[188] прожил в России более 20 лет, и его медицинская деятельность, которая до настоящего времени вызывает противоречивые оценки, гораздо шире, чем деятельность только как лейб-медика. При этом его карьера характерна и вместе с тем необычна для России первой половины XIX в. Характерна тем, что он был не первым иностранцем-медиком, добившимся блестящего положения в медицинском сообществе Петербурга. Необычна тем, что во многом определялась его связями при Императорском дворе.