Читаем Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора полностью

Лейб-медик В. К. Рамбах, сопровождавший цесаревича в путешествии, немедленно промыл[283] и перевязал рану, после чего цесаревича под охраной вывезли на русский корабль, где на обе рубленые раны наложили швы. Японцы вскоре прислали своих врачей, но их не допустили к цесаревичу. На их просьбы осмотреть цесаревича последовал категорический отказ.[284] В ходе следствия оказалось, что орудием покушения стала стандартная полицейская сабля, с длиной лезвия около 58 см. Как это ни удивительно, но два удара по голове, нанесенные цесаревичу японцем-самураем, не привели к фатальным последствиям. Обе раны находились на правой стороне головы. После покушения врач эскадры удалил с костной ткани тонкий слой площадью приблизительно семь на три миллиметра. Вторая рана была длиной в семь сантиметров. Кость там не была задета.[285]

Поскольку произошедшее заняло буквально несколько секунд, то и у самого Николая Александровича не было ясности о произошедшем. В письме к отцу 7 мая 1891 г. он пишет: «На голове у меня оказались две раны, но до сих пор спорный вопрос о том, получил ли я два удара или один, причем сабля соскользнула, не разрешен. На шляпе один разрез, но я потерял ее после первого удара и, по-моему единственного, и затем тот час же выскочил из дженрикши, потому что увидел, что этот замахнулся во второй раз. Самое неприятное было бежать и чувствовать того подлеца за собой… в первую минуту кровь брызнула фонтаном. После обмывки и первой перевязки тут же на улице, кроме головы оказались еще порезанными правое ухо и рука, но это были просто царапины!».[286]

Цесаревич Николай на рикше в Нагасаки. 1891 г.

Рубашка Николая II, залитая кровью в Японии в 1891 г.

Сабля «японского городового» и окровавленный платок, со следами крови цесаревича

Таким образом, на голове цесаревича имелись две рубленые раны,[287] небольшая рана на правой ушной раковине[288] и поверхностно-поперечная рана (длиной около 1 см) на тыльной стороне кисти правой руки, между указательным и большим пальцами.

Произошедшее было серьезным дипломатическим скандалом. В императорском дворце немедленно собралась вся политическая элита Японии. По свидетельству японских исследователей, там царила атмосфера, которую можно охарактеризовать одним словом – паника. Все с трепетом ожидали реакции Петербурга на это событие.

В Петербурге известие о покушении на наследника было получено в тот же день (понедельник 29 апреля 1891 г.) поздно вечером. Причем информация к Александру III поступила из перехваченной телеграммы нидерландского посла в Токио.[289] В. Н. Ламздорф немедленно сообщил полученную информацию министру иностранных дел России Н. К. Гирсу. Вслед за этим, через несколько часов, к Гирсу от японского посланника в России поступило официальное сообщение о произошедшем инциденте: «Токио, 8 часов 30 минут вечера 11 мая. На русского наследного принца было сегодня в полдень в Отсу совершено нападение фанатиком Нигекеном: принцу нанесена была рана в голову. Все подробности еще не получены. Рана довольно серьезна, но наследник находится в полном сознании».[290] Через полчаса после получения этого известия, в час ночи 30 апреля 1891 г., Н. К. Гирс отправил фельдъегеря в Гатчину с полученной информацией к Александру III. И только после этого была получена телеграмма русского посланника в Токио. В ней сообщалось, что «рана до кости, но, по словам наших докторов, и благодаря Богу, не опасна».[291]

В день покушения в Россию начали поступать депеши, отправляемые из Японии князем В. А. Барятинским, который сопровождал цесаревича в его поездке. В депешах конкретизировалась и медицинская сторона произошедшего: «рана около 2 дюймов длины, кожа рассечена до кости. Опасности нет». И несколько позже пришла вторая телеграмма: «Цесаревич встал сегодня утром, проспав непрерывно 9 часов, температура и пульс нормальны, головных болей нет, ни на что не жалуется… повязка на ране не беспокоит… общее состояние очень хорошо».[292] Позже генерал-майор Свиты князь В. А. Барятинский, отвечавший за безопасность цесаревича, писал Александру III: «На одной из главных улиц, полицейский нижний чин, в форме, внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове. Цесаревич выскочил вперед к стоявшей толпе; злодей обежал экипаж кругом с видимою целью догнать великого князя. В это время принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове. Николай Александрович стоял посреди улицы, без шляпы, держась правою рукою за голову, из которой сильно лилась кровь: на правой стороне довольно высоко над ухом была, как всем показалось, глубокая рана…».[293]

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное