Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора

12 апреля повивальная бабка заявила о своем бессилии что-либо сделать для роженицы. В этой ситуации врачи Тоди и Роджерсон настаивали на необходимости хирургического вмешательства, то есть кесарева сечения, для спасения жизни великой княгини, так как врачи считали, что ребенок уже погиб. Однако кесарево сечение проведено не было. Такое решение могла принять только Екатерина II, фактически это был приговор Наталье Алексеевне, в теле которой находился мертвый ребенок. Тем не менее в этот день Екатерина II, встречаясь с дипломатами, уверяла их, что все идет как должно и поводов для беспокойства нет. Трудно поверить, что кто-то из медиков, а их было несколько, скрыл от Екатерины II объективную информацию о состоянии роженицы, тем более что она все время находилась рядом с роженицей.[447]

13 апреля утром Екатерина II, точно зная, что ребенок умер, предполагала, что вслед за ребенком умрет и Наталья Алексеевна.[448] Дело в том, что хирург Тоди в 4 часа утра (по другим сведениям, в 8 часов утра) провел плодоразрушающую операцию. Эта операция прошла в присутствии Екатерины II и наследника Павла Петровича.[449] Однако с операцией безнадежно затянули, к этому времени у великой княгини началась гангрена от разложения умершего младенца.[450]

За жизнь Натальи Алексеевны врачи боролись еще два дня. 14 апреля для консультаций был приглашен французский врач Моро. Утром 14 апреля прибыл врач прусского принца Генриха, но все уже было предопрелено. Вечером этого дня епископ Платон приобщил умиравшую великую княгиню Святых Тайн, а затем соборовал.

15 апреля «в высочайшем Ея Императорского Величества присутствии» великая княгиня Наталия Алексеевна скончалась.[451] Это случилось на восьмой день после начала родовой деятельности. Показательно, что великая княгиня скончалась в 16 часов 42 минуты, а уже в 17 часов 20 минут Екатерина II с сыном выехала из Зимнего дворца в Царское Село. Там, несмотря на объявленный трехмесячный траур, Екатерина II отметила свой 47-й день рождения, сопровождавшийся парадной трапезой с пальбой из пушек, на которой придворные были «в цветном платье».

После проведенного вскрытия усопшей медики составили официальное заключение, подписанное 13 врачами, в котором констатировалось, что смерть была связана с врожденной патологией организма (искривление позвоночника).

Екатерина II сама писала о произошедшем следующим образом: «Богу так угодно было. Что делать! Но то сказать могу, что ничего не было проронено, что только человеческий ум и искусство придумать могли к спасению ее. Но тут было стечение различных несчастных обстоятельств, кои казус сей сделали почти единственным в свете. Великий князь в Фомино воскресенье поутру в четвертом часу пришел ко мне и объявил, что великая княгиня мучится с полуночи; но как муки были не сильные, то мешкали меня будить. Я встала и пошла к ней, и нашла ее в порядочном состоянии, и пробыла у нее до десяти часов утра, и видя, что она еще имеет не прямые муки, пошла одеваться, и паки к ней возвратилась в 12 часов. К вечеру мука была так сильна, что всякую минуту ожидали ее разрешения. И тут при ней, окромя лучшей в городе бабки, графини Катерины Михайловны Румянцевой, ее камер-фрау, великого князя и меня, никого не было; лекарь же и доктор ее были в передней. Ночь вся прошла, и боли были переменные со сном: иногда вставала, иногда ложилась, как ей было угодно. Другой день паки проводили мы таким же образом, но уже были призваны Круз и Тоде, совету коих следовала бабка, но без успеха оставалась наша благая надежда. Во вторник доктора требовали Роджерсона и Линдемана, ибо бабка отказалась от возможности. В среду Тоде был допущен, но ничего не мог предуспеть. Дитя уже был мертв, но кости оставались в одинаковом положении. В четверг великая княгиня была исповедана, приобщена и маслом соборована, а в пятницу предала Богу душу.

Я и великий князь все пять суток и день и ночь были безвыходно у нее. По кончине при открытии тела оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была как S, но та часть, которая должна быть выгнута, была вогнута и лежала на затылке дитяти; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имел до девяти дюймов. К сему соединялись другие обстоятельства, коих, чаю примера нету. Одним словом, таковое стечение не позволило ни матери, ни дитяти оставаться в живых. Скорбь моя была велика, но предавшись в волю Божию, теперь надо помышлять о награде потери».[452] В другом письме императрица вновь подчеркивает, что поскольку невестка «не могла иметь живого ребенка или, лучше сказать, не могла совсем родить его, то приходится перестать об этом думать».[453]