Врачу, исцелись сам!

Михайловна пыталась бороться с полнотой, занималась спортом, по средам ходила играть в волейбол, записалась на тренажеры, чтобы и вес согнать и, может быть, с кем-нибудь там познакомиться, но малейшая нагрузка тут же вгоняла ее в страшный пот. Как-то посмотрела на себя потом в раздевалке: лицо красное, как свекла, вся мокрая, хоть выжимай. Пока шла к машине, народ оглядывался на нее на улице (или так ей просто казалось). После тренировки дома объял голод, она села и стала есть. Потом легла. Кровать жалобно пискнула.

Подумала: "Господи, любого бы мужика!"

И тогда она решила поехать отдохнуть в Хургаду одна. До этого все ездила с подругой, но подруга, наконец, вышла замуж, и ездить стало не с кем. Поехала одна, но с романтическим настроением. И тут ей, казалось, повезло. На нее запал местный парень – улыбчивый, красивый. Ходил вокруг нее павлином, заливался соловьем. Отдых был замечательный, однако у него были какие-то финансовые проблемы: в ночных ресторанах она платила за обоих, купила и подарила ему дорогие часы, и даже себе дорогой подарок как бы от него тоже она же сама и оплатила. Но с ним единственным она не чувствовала себя толстухой. Наоборот, он постоянно восхищался ее сложением. Она и раньше слышала, что на востоке худоба у женщин считается болезненным признаком.

Роман закрутился со страшной скоростью. Уже и обговаривалось знакомство с семьей жениха, но тут случилось досадное препятствие – срочно понадобилось две тысячи долларов для оплаты лечения его матери. Ольга Михайловна, будучи в любовном угаре (а отношения уже стали более чем близкие), достала из гостиничного электронного сейфа ровно две штуки – двадцать сотенок. Полностью разума и тут не теряла, код набрала без него, чтобы не увидел. Радость любимого при виде денег была огромной, Ольга Михайловна тут же была вознаграждена бурным сексом, от которого долго приходила в себя. Потом он вышел из номера за шампанским, и больше она его уже не видела.

Весь роман, который, как представлялось ей, длился уже месяцы, оказалось, продолжался всего-то неделю. Это был жесточайший удар по ее самолюбию и по ее женской сущности. Вполне можно было пережить потерю этих денег – не столь уж были они для нее и велики – потрахаться в отпуске с энергичным мужчиной за две-три штуки, чтобы отпуск не прошел зря – в общем-то, было и неплохо. Тут же ей припомнилось, что люди попадали на арабских брачных аферах и покруче

– целые квартиры теряли и вообще все деньги – будто бы под гипнозом.

Тут ее пронесло. Однако главная цель ее: создание семьи, своего гнезда – вдруг пошатнулась. И тут посмотрела на себя в зеркало в ванной и со страхом подумала, что время-то прошло. Женщины в таком возрасте, как она, в роддоме уже давно считаются старородящими. Она долго рассматривала свое отражение в зеркале, перед которым стояла абсолютно голая: белые, в резкий контраст с загорелым животом, большие груди с огромными розовыми ореолами вокруг сосков, полный, со складками жира живот, густая, подбритая, чтобы не вылезала из-под бикини, курчавая поросль волос внизу живота, широконосое и широкоскулое "колхозное" лицо – она и сама себе во многом не нравилась. Перед ней была словно каменная баба со скифского кургана.

В этом теле только яростные глаза были прекрасны. И зубы. У нее с детства были прекрасные зубы. Они тоже достались ей в наследство от матери.

Кстати, на приеме у Борискова она вела себя очень даже прилично.

Они мило пообщались, а потом она ушла. И снова по всей поликлинике прошел шум. Потом яростно хлопнула дверь и стало тихо.

Следующим за Ольгой Мовчан в кабинет вошел старик, которому, как оказалось, было уже восемьдесят пять лет, с жалобами на кашель и одышку. В целом, мужчин пожилого возраста на приеме было существенно меньше, чем женщин. Однако среди них нередко попадались довольно интересные люди. Приходил один такой пациент, которому тоже было уже под девяносто. Ветеран МВД. И здоровье его в целом для его возраста было неплохое, только проявились обычные для такого возраста проблемы со слухом и зрением. В семьдесят пять он бросил курить и считал, что уже очень давно. Второй его жене было за семьдесят. Она была младше его на двадцать лет. Возраст – интересная вещь. Для пятнадцатилетнего юноши и тридцатилетний мужчина – уже старик, а для восьмидесятилетнего – даже шестидесятилетний еще молод. Борисков запомнил слова того ветерана МВД: "Хотя бы лет десять скинуть! Я бы еще ого-го!" Старик этот писал мемуары. Описывал в них всю свою жизнь с самого детства – все, что помнил. У него была бессонница, и он работал ночью, а днем спал.

Борисков так и представил себе. Все в доме ложатся спать, да и кто все – жена, собака и кот, причем кот тут же на столе под лампой.