Врачу, исцелись сам!

Командир наш тоже там был. Мы же дошли до Германии, но всех почему-то волнует именно то время, когда мы год сидели в том лесу на одном месте. Мы ведь тогда совершенно не знали, победим или нет. Мы были буквально рыжие от грязи и крови. Я лично, когда подумал, что война может еще быть года два, как-то уж очень расстроился. А тут двадцать пять лет прошло как один день. Ничего не вернешь. Мы тогда думали, что жизнь после войны будет совсем другой. Тогда мы расставались радостно, разъезжались по домам. Кстати, как только эшелон пересек границу, его тут же оцепили войска НКВД. Тогда казалось, что с войной навсегда покончено и с теми людьми, с которыми воевал. А тут оказалось, что они никуда не делись, что ребята еще живут. Теперь, расставаясь, многие плакали… Мне казалось, что все уже забыто, а теперь снова всплыло. Какие-то мелочи, которые, казалось, уже забыты напрочь, и которые я пытался забыть. Что-то я забыл, но многие помнили. Ты не поймешь. Я вдруг все вспомнил то, что пытался забыть, и кажется, мне это почти удалось – забыть, а тут вдруг увидел ребят – и вспомнил. И еще сказали: в прошлом году умер Саша Коротков. Не могу прийти в себя.

Почему мы ни разу за эти двадцать лет не встретились?

Тетка тогда очень удивилась этому: сколько тогда было убито, а тут в прошлом году умер человек и "не могу в себя прийти".

– Ты не поймешь! – ответил он.

Два дня отец пил водку и плакал, но потом как-то постепенно отошел от этой поездки, все-таки пришел в себя и такие тяжелые приступы депрессии у него больше никогда не повторялись. Острота войны все-таки потерялась, память стала затягиваться, как пруд ряской. Та встреча была последней, где они были еще относительно молодые, потом как-то разом народ стал исчезать – быстро умирать. Остались всего несколько человек, и уже изредка встречались только они, причем люди не самые близкие, некоторых он и не помнил, хотя и служили где-то рядом. С кем-то воевал рядом месяц-два. Знали одних и тех же командиров, общую обстановку. Ну, точно были где-то рядом, но не помнили друг друга. А с кем тогда в лесу – тех уже и не осталось.

Бывало и так: два парня из одной деревни служили на линкоре, и за всю службу ни разу не встречались. Какое-то время все еще было остро, это потом стало покрываться и замыливаться воспоминаниями, и острота ушла. Человек по природе своей склонен забывать неприятные вещи – это защита психики. Он не может быть постоянно в тоске или напряжении.

Борискову не запомнилось, ездил ли отец на встречи еще раз, но если и ездил, то таких последствий уже больше не было, и как-то он больше об этом никогда не упоминал.

Глава 6. День пятый. Воскресенье.

В воскресение Борисков снова встал в восемь, погулял с Микошей, потом, не завтракая, (Виктоша проговорила из кровати, не поворачиваясь и не открывая глаз: "Сам поешь, сделай себе яичницу" – и снова заснула), пошел в храм. Вдруг захотел причаститься. Говорят, что надо было к этому, то есть к смерти и причастию, специально готовиться, но готовится к этому было некогда. Так ведь и помереть было недолго без причастия. Он был крещеный в самом младенчестве по настоянию бабушки, но так сложилось, что в жизни никогда не исповедовался и не причащался.

Храм был полон народу, в основном были женщины. Борисков тоже встал в очередь на исповедь. Чего там нужно говорить, не знал. Из фильмов и книг представлял, как это происходит у католиков: священник сидит в будочке за шторкой, а ты ему все рассказываешь, а он потом отпускает грехи. У нас же священник накрывал голову специальной тряпочкой, что-то слушал, редко спрашивал. Были старушки, которые что-то долго говорили. Что они там могли такого нагрешить. Впрочем, как-то один знакомый продавец сказал, что с виду старушки все благообразные, но вот одна у них повадилась воровать из холодильников мороженое и делала это очень ловко. Знакомый историк

Илюша Парамонов говорил по этому поводу: "У нас почему-то ложное представление сложилось, что дети и старики уже по сути своей невинны. А ведь бабка эта запросто могла быть в молодости воровкой-мошенницей или проституткой, а Гитлер ведь тоже был когда-то ребенком, играл в песочнице с лопаткой. Путешественник во времени, увидев его в колыбельке или в той же песочнице, ни за что бы и не предугадал. И стал бы он убивать ребенка? Да и в Гитлере ли дело? Что тогда двигало людьми – некая идея! Попробуй, выйди сейчас такой же человек с подобными идеями, его и слушать-то не будут, разве что небольшая группа сторонников найдется. Или упекут в сумасшедший дом. Или если бы Ленина арестовало и расстреляло