Враг

— Но тогда не было бы и метапсихических способностей. — Грустная усмешка появилась на заплаканном лице Мэри-Дедры. — Когда я жила в Галактическом Содружестве, никак не могла понять, какая радость обладать ими. Когда же попала сюда и тану обнаружили у меня большие скрытые метапсихические способности и даже вручили мне торквес, я просто перепугалась. А теперь лучше умереть, чем расстаться с ним.

— А вот цена за дерзость. — Брат Анатолий кивнул в сторону больного ребенка. — Что дороже, Мэри-Дедра?

Женщина посмотрела в потолок.

— В миллионах световых лет от нашей Земли существует галактика, где все носят торквесы. Там уже поняли, что дороже. Почему же ты их не судишь, брат?

— Прости меня за грубость, — извинился монах. — Я никогда не был силен в теологии. Кто я? — Он пожал плечами. — Скудоумный человек, скромный аппаратчик из Якутии, безрассудно решивший создать в плиоцене свой церковный приход. Объясните мне, почему случай с маленьким Бренданом уникален?

— Дети-метисы вообще не предрасположены к заболеванию «черным торквесом». Ни один из отпрысков Тагдала не страдал от этой болезни. Случай Брендана — какая-то аномалия, — ответила она, обнимая хнычущего ребенка. — Никто не может понять — почему. Элизабет, когда жила в Мюрии, пыталась помочь детям тану, страдающим «черным торквесом», но без особого успеха. Неудачу объяснили тем, что уже сами принципы и психологические схемы, на которых работает подобный экзотический мозг, представляют собой серьезную проблему. Как в этом случае говорить о его лечении? Однако мой Брендан — метис, и его разум легче поддается исследованию. Элизабет уже работала с ним месяц назад, и мой мальчик почувствовал себя гораздо лучше.

Дедра закрыла глаза, и слезы снова полились у нее по щекам. Брат Анатолий беспомощно опустил голову, принялся внимательно рассматривать свои сандалии — на правой ремешок почти перетерся, левую он совсем сбил набок. Грехи наши тяжкие! Наконец мать успокоилась, вытерла глаза краем фартука.

— Мой Брендан совсем не похож на других. Большинство детей, пораженных этой болезнью, больше двух-трех недель не живут. Мой сынок покрепче. Метисы все такие.

— Хоть какая-то надежда есть?

Ребенок громко заплакал, Дедра тут же начала его укачивать, потом повернулась к Элизабет, которая все так же неподвижно, с простертыми руками, стояла у окна. Вдали, за укрытыми густым туманом холмами Лангедока, на фоне голубого неба виднелись розоватые, сверкающие вершины Пиренеев.

— Мальчик мой, — запричитала Мэри-Дедра, — такой сильный, такой крепенький. Такой хорошенький… Мы же ни дня не болели, когда пришлось бежать из Авена. Уж как мы тогда мерзли и мокли под проливным дождем, шли полуголодные, нас кусали комары, а мы защищались от них и грубых безжалостных тварей лорда Селадейра. Правда, милый? Ты же был такой прелестный, мой Брендан. Целых семь месяцев топали, а теперь мы разговариваем без слов, где бы в домике я ни находилась, правда? Ты одолеешь эту чертову лихорадку. Потом, может, другие малыши начнут выздоравливать, вот так, мой милый. — Она принялась целовать ребенка в золотистые кудельки, спадающие ей на плечо. — Даже если Брендану и не суждено выжить, все равно следует попытаться.

— Но, Дедра, он слишком мал, чтобы решить самому! — запротестовал брат Анатолий.

— Я решаю за него! — Она положила мальчика обратно на резиновый матрас, наполненный водой, и уголком фартука быстро смахнула слезы.

Монах замер — все похолодело у него внутри. Ощущение того, что их встреча не случайна — та же боль, те же слова обрушились на него, — привело в оцепенение. Все тот же аргумент — право решать за другого! Сколько раз он слышал его, будучи исполнительным секретарем в Сибирском архиепископстве, от своих братьев-монахов. Правда, они ушли дальше несчастной женщины, даже подвели философскую базу, разработали хитроумные доказательства, расширили сферу применения тезисов. Однако их убеждение в том, что насильственная, ускоренная эволюция — благо для человечества, покоилось на той же основе, что и вера Мэри-Дедры в право решать за Брендана. Его сибирские друзья приняли сторону братьев Ремилардов, которые уже тогда фактически начали склоняться к идее, что любое средство — даже потенциально опасное или калечащее не созревшее для подобных экспериментов сознание — разумно и справедливо, если в целом оно ведет к увеличению метапсихической энергии человека. Уже в те дни этот вопрос разделил землян, все жестче велись дискуссии. Но представители Галактического Содружества, попечители, их мыслители и моралисты как будто ничего не замечали. Спустя три года, уже перебравшись в плиоцен, брат Анатолий узнал, что теоретические дискуссии завершились метапсихическим восстанием. Вот как давно произошел разрыв.

Минанан — огромный и величественный, в небесно-голубой мантии — вышел из тени и встал над ребенком.