Враг

Патриция сразу перебила его, спеша первой рассказать о разыгравшейся на «Кулликки» трагедии. В разговор сразу вмешались Крамер и Ван-Вик и понесли откровенную чушь, заявив, будто бы Хелейн убила пятнадцать человек, включая жену Крамера и прежних членов совета, оперантов Диерде и Диомида Кеогов, еще и Питера Даламбера — только потом ее выстрелом из лазерного карабина сбил Стейнбреннер. Некоторых других безумная старуха ранила. Аркадия О'Малли, например, тяжело.

— Bon dieu de merde! note 10 — сказал Марк, казалось, он с трудом держал себя в руках.

— Ты можешь проделать такую же работу на Полтрое, — насмешливо предложил Манион, — но боюсь, что местным дикарям вряд ли придется по нутру то, что случилось здесь. Они, должно быть, поостерегутся твоих советов, хотя ты и предстал перед ними в образе божества.

Ремилард ничего не ответил — он неподвижно стоял посреди аппаратной. Лицо его стало мертвенно-бледным, глаза ввалились… Глаза Аваддона!.. Алекс Манион, нелепо взмахнув руками, неожиданно всплыл вверх, забился в конвульсиях. Глаза его выкатились из орбит, из пор показалась кровь. Он издал животный крик — как раз в этот момент его сознание затопило ясное ощущение подступающей смерти. Затем, освобожденный, весь перемазанный в крови, рвоте и собственных экскрементах, он рухнул на дубовые половые доски.

Марк по-прежнему бесстрастно глядел на него.

— Tu es un emmerdeur note 11, — наконец выговорил Ремилард. — К счастью, я еще не утратил чувства юмора. С тобой ничего серьезного не случилось. На этот раз! Завтра анализ сегодняшнего опыта должен быть готов.

Вонь в комнате стояла невыносимая. Манион что-то бессвязно бормотал. Не глядя на Патрицию, Марк подождал, пока она пройдет мимо замерших в напряжении Ван-Вика и Крамера, и следом за ней вышел из аппаратной.

— Хочу обратить твое внимание на Маниона, — начала Патриция, когда они поднялись в каюту Марка, расположенную на корме. — С ним творится что-то непонятное. Я не удивлюсь, если окажется, что именно он подсовывал наркотики Хелейн в надежде, что случится что-нибудь в этом роде. Его ядовитая душонка смутила Хелейн, заразила детей. А теперь мы потеряли Кеогов, наших самых сильных целителей.

— Бедные Кеоги, — задумчиво произнес Марк. — Сигизмунд и Сигнис note 12. Они проделали все это на высшем уровне. Но кто бы мог подумать, что Питер Даламбер умрет в своей постели.

— Когда мы нашли Питера, глаза у него были открыты. А лицо… — она передала Марку образ, — совершенно спокойное. Принудитель такой силы, как он, мог бы сам защитить себя от Хелейн. Мог, если бы захотел…

Марк направился к встроенной в нишу кухне, включил печь, потом открыл шкафчик для одежды.

— Я рассчитывал, — заговорил он, — что любовь и преданность детям, Бари и Фумико, маленькой внучке Хоуп убережет его, уравновесит депрессивное состояние, в которое он впадал на глазах. — Он выбросил из шкафа на узкую застеленную постель нижнее белье, джинсы, свитер. — Еще один скафандр. — Марк усмехнулся. — Очевидно, Питер не верил, что я способен справиться с детьми, не нанося им ущерба. И Кеоги тоже. Очевидно, они даже не сопротивлялись, когда обезумевшая Хелейн врывалась к ним в каюты. Кто-кто, а Кеоги могли спеленать ее в одну секунду…

Патриция молчала.

— Скажи, Пэт, — спросил Ремилард, — ты никогда не задумывалась: существует ли в принципе более мягкое, человеческое, так сказать, решение этой проблемы?

— Я готова следовать за тобой куда угодно. Какую бы цель ты ни поставил. Всегда! И ты знаешь об этом… Зачем задавать лишние вопросы. Ты когда-нибудь слышал от меня хотя бы слово осуждения? Если тебе дорога идея «ментального человека», значит, она дорога и мне. Для меня, Марк, существуешь ты. Только ты!.. Ты — мой ангел, моя нелепая, не ко времени страсть. Конечно, ты никогда не снизойдешь до любви ко мне, разве что разрешишь свернуться калачиком у твоих ног. Тебе и в голову не приходит удовлетворить грызущее меня желание. Даже теперь, когда на тебе под халатом ничего нет. А почему ни на тебе, ни у тебя ничего нет? Почему ты оказался гол как сокол, в прямом, переносном и в любом другом смысле? Неужели ты веришь в осуществимость своего романтического плана? Но если да, то и я верю! Зачем нам Клу, Хаген и все остальные, если у нас есть ты?.. Есть твои наследственные клетки.

— Верная, преданная Пэт!..

Он подошел к женщине, взглянул сверху вниз — Марк был высокий мужчина, — сбросил халат. Черты его лица, поджарое стройное тело до сих пор были привлекательны — исполнены некоей внутренней соразмерности. Он все еще — весь! — был юношески порывист и способен увлечь за собой человеческую массу — словом ли, жестом ли, взглядом!.. К нему тянулись, его боялись, его уважали и ненавидели. В нем было все, вздохнула Пэт, не было самой малости. Он не любил ее.