Враг государства

Парень сидел, не замечая ничего, кроме сидящих перед ним птиц, которым он бросал какие-то вкусняшки из пакета. И дело оказалось непростым, ведь обе руки были плотно перебинтованы. Именно эта деталь привлекла внимание.

Виктор сел рядом, Эрик поднял голову и тут же привстал.

— Я… вы… — парень покраснел от испуга. — Я не хотел так говорить, простите.

— Успокойся, — Беда показал рядом с собой. — И садись.

— Я не хотел, — продолжал оправдываться Эрик. Он уронил пакет и птицы, жуткие местные твари, но хотя бы не ядовитые, тут же утащили всё с собой в воду. — Но он сказал, если я не буду говорить то, что написано, они сломают мне руку… а когда они показали мне текст, я отказался, — парень всё же сел и уткнулся в колени. — Тогда они… — он поднял перевязанные руки.

— Давай-ка сначала. Тебя заставили оговорить Ника? Кто?

Пожалуй, отсутствие эмоций имеет какой-то плюс. Беда спокойно мог обдумывать ситуацию. Не сами же журналисты ломали парню руки, значит, это делал кто-то сильный, не боящийся последствий, и очень заинтересованный в том, чтобы Эрик сотрудничал. Главное — терпение.

— Это был офицер, дигерин. Меня забрали в камеру и…

— Давай сначала. Тебя били только из-за того, чтобы ты хотел говорить на камеру? И всё?

Эрик замотал головой.

— Я был там два дня назад, — глухим голосом сказал он. — Вместе с Ником.

— Что вы вообще делали там? Этот клуб для богатеньких детишек.

— Об этом я знаю отлично, — парень попытался усмехнуться. — Мы подрабатывали там, оба. Я уборщиком, а Ник на баре, разливал выпивку.

— Никогда об этом не слышал, — произнёс Беда, вспоминая тот день. Ник пошёл по делам, и, вопреки обычному своему поведению, не сказал куда. Но Виктор тогда не спросил, мало ли, девушку себе завёл.

— Он не хотел вам говорить, думал, что вы заругаете. У нас последняя смена была перед поездкой, хотели пораньше закончить и расчёт взять. А потом сначала ворвались дигерины и…

— А теперь говори как можно подробнее, Эрик.

— Да, — парень вытер лицо рукавом. — Но я ничего не видел, они как начали все орать. А потом стрельба. И я сразу побежал в подсобку, думал, Ник со мной. А он там остался и… Потом всё стихло, но я побоялся возвращаться. Вместо этого зашёл, где обычно охрана сидела, а там, на экране… Ник лежал в крови, над ним стояли дигерины. И он ещё был жив, а они… один сломал ему руку и вставил туда пистолет. А потом другой показал пальцем в камеру…

Он замолчал на минуту, но Беда терпеливо ждал.

— Я вытащил плёнку и сбежал, меня не видели. Дома проверил, всё записалось. И потом сказали по ящику, что Ник террорист и я… я решил её показать.

— Лучше бы ты мне её отдал, — едва слышно шепнул Виктор.

— Что вы сказали?

— Ничего. Кому ты её показал?

— Я хотел, чтобы этих ублюдков наказали. Они же убили его и выставили его самого террористом. Хотел, чтобы все знали, что случилось. Вот же я идиот, — парень обхватил голову перевязанными руками. — Я идиотина, что же я наделал.

— Кому ты её показал?

— Я позвонил по номеру студии, главный императорский канал, сказал, что у меня запись стрельбы в клубе. И через минуту мне перезвонил сам Влад Сардан, попросил о встрече. Он же раньше разоблачал взяточников-дигеринов…

— Парень, ты и правда идиот. Неужели ты думал, что по императорскому каналу покажут, как императорская тайная полиция… ладно, продолжай. Тебя арестовали?

— Нет. Да… я видел Сардана, сидел с ним в машине, рассказывал о плёнке. У него в машине был аппарат, он эту плёнку тут же скопировал, мы с ним ещё раз её посмотрели. А потом появился дигерин в шлеме, и меня увезли к ним. Там сказали, что я пытаюсь выгородить террориста, но обвинения не будет, если я всё расскажу на камеру. А Сардан назвал меня лжецом.

— Он сам толстый лжец, — сказал Виктор. — Потом тебе сломали руки.

— Да, сначала они бросили плёнку в маленькую дверку. Там какая-то печь, или что-то такое, чтобы бумаги сжигать.

— Знаю. Дальше?

— Потом Сардан попросил дигерина, чтобы он помог с репортажем. И тогда этот дигерин начал, — парень показал руки. — А потом я уже не смог… отказаться. Извините.

— Имя, они не назвали имя?

— Они называли его, — Эрик задумался. — Гидеор Камил… не помню точно.

— Важно вспомнить. Коринес?

— Нет, точно не Коринес. Как же это было…

— Амир?

— Да! — парень едва ли не выкрикнул. — Так его назвали! Он ещё спросил, вы же гидеор Амир? Странно, я думал, дигерины не называют имена.

— Неважно. Значит, они сожгли плёнку, — Беда выдохнул и сжал руки. — А что до копии? Её тоже сожгли?

— Я не знаю. Я про неё и не вспомнил.

— Ладно, надо подумать.

Виктор откинулся назад. Жуткие чешуйчатые птицы сожрали всё и опять вернулись, заглядывая в глаза. Одна запрыгнула на скамейку рядом с Эриком и тот осторожно её погладил предплечьем. Птица закрыла красные глаза от удовольствия.

— Мне так стыдно, что я это сказал, — нарушил тишину парень. — Ник бы точно не стал про меня такое говорить, а я…

— Это неважно, Эрик. Я на тебя не сержусь. И Ник бы тоже не злился.

Беда поднялся и бросил на прощание:

— Выздоравливай.