– Как видите, мы выполнили ваши условия, – сказал Ашраф. – Хотя не скрою – это было нелегко и недешево. Теперь мы с вами – один отряд.
– У нас говорят – одна команда, – поправил Вольский. – Перейдем к делу.
– Как вы осуществите акцию? – начальственно-лаконично спросил Насер.
– Об этом буду знать только я, – ответил наемник, вызвав по меньшей мере удивление партнеров.
– Мы так не работаем, – возразил Ашраф. – План нужно утвердить.
– Я так работаю, – уперся Вольский, вызвав раздражение арабов. – Я должен выполнить задачу, а не заниматься пустыми утверждениями несуществующего плана! Это не моя проблема!
После взаимных препирательств Вольскому удалось доказать, что в данном случае нужно действовать именно так.
После прений стороны подступились к обсуждению финансов.
– Двадцать миллионов, причем в евро, – назвал цену Вольский. – Полагаю, что после нашей акции американские доллары сильно упадут в цене.
Насер с пониманием усмехнулся.
– В течение пяти дней вы переведете половину гонорара на счет в Швейцарии, реквизиты которого получите, – диктовал условия русский. – Оставшуюся часть сбросите после завершения операции. Деньги на накладные расходы – пять миллионов долларов и столько же задаток, вы переведете на другой счет.
– Для банковских операций это очень сжатые сроки! – противился Ашраф.
– Иначе нельзя, – обезоруживающе улыбнулся Вольский. – Я должен убедиться, что имею дело с теми, за которых вы себя выдаете. Если с переводом указанных сумм возникнут проблемы – значит, вы не представители «Аль-Каиды» со всеми вытекающими обстоятельствами.
Ашраф задумался. Определенная логика в словах русского была, и все же поверить ему на слово очень нелегко.
– Как мы можем быть уверенными, что, получив деньги, вы тут же не снимете их со счетов и не испаритесь в неизвестном направлении, – выразил озабоченность араб.
– Да?! – поддержал его Насер. – Ведь нам неизвестен даже план операции!
Вольский закурил и, поднявшись, подошел к окну.
– Не хотите выпить? – вдруг предложил он.
Арабы настороженно подняли головы. Он что – угрожает им снайпером?
– Вы так шутите? – без юмора поинтересовался Ашраф. – У вас в России хорошие шутки.
– Это вы шутите! – рубанул Вольский. – У нас нет контрактов, но если я сбегу с вашими деньгами, то весь остаток недолгой жизни буду бояться каждого шороха и стука в дверь!
Арабы утвердительно кивнули.
– Только ведь и вы, господа, не святые, – заметил Вольский. – Вы можете обмануть меня на любом этапе, а затем укрыться в пещерах Афганистана, Сирии, Саудовской Аравии, Турции или где-то еще и просидеть там безбедно до конца жизни. А мне спрятаться негде. Весь мир не будет для меня убежищем! Вот в чем штука!
Ашраф лукаво усмехнулся. У «Аль-Каиды» действительно неограниченные финансовые возможности, которые дают большую свободу действий. И если Вольский сбежит – его найдут. Рано или поздно.
– Предложенная схема расчетов обеспечит взаимное доверие и будет одной из причин, которая удержит меня от передачи ядерного заряда третьим лицам или перенацеливания ракеты, а вас – от соблазна не заплатить гонорар.
В длинной фразе Вольский попытался вывести формулу взаимного доверия, которого по определению быть не могло. Запудрив арабам мозги, наемник обманул их по меньшей мере два раза. Первая ложь заключалась в том, что тайно продать отделенную от ракеты ядерную боеголовку было бы так же нелегко, как добраться до нее, вывезти из страны и подорвать ядерный заряд. Второй раз Вольский обманул партнеров, заикнувшись о перенацеливании ракеты. Он понимал, что сделать этого не сможет, даже если возьмет в заложники еще с десяток пенсионеров-ракетчиков. Корректировка и расчет нового полетного курса системы наведения баллистической ракеты ему не по зубам.
По обычно и привычке Вольский брал Ашрафа на пушку.
– Есть и другая причина, которая заставит меня действовать в рамках договоренностей, – приоткрыл карты Вольский.
– У вас есть родственники, которых до окончания акции мы можем пригласить к себе в гости? – хитро прищурился Насер, пытаясь угадать неназванную причину.
– Глупости! – пресек вредные домыслы Вольский. – У меня нет семьи. А заложники столько не стоят. Двадцать миллионов – слишком большая, астрономическая сумма. Для меня, конечно. Их не истратить за всю жизнь. И если кто-то предложит мне больше – это не будет иметь решающего значения: какая разница – одна бесконечность или две! К тому же за головы многих ваших вождей дают гораздо больше.
Однако кое о чем Вольский умолчал. Имелась еще одна неназванная причина, по которой он брался за акцию. Личная обида – вот главный двигатель. Не на человека, не на организацию, а на государство в лице правительства – бывшего или нынешнего. История давняя, но до сих пор ноет, как больной зуб.