Враг государства

Пятнадцатиминутная прогулка вокруг да около увенчалась редким событием. Послышался близкий гудок тепловоза. От бетонного завода шел короткий состав. У ворот тепловоз остановился и гуднул еще раз. Створка тягостно заскрипела и медленно сдвинулась, освобождая проход. Этих мгновений откровенности Вольскому хватило, чтобы заметить главное: объект вовсе не заброшен. Он по-прежнему охраняется, по сей день выполняя обязанности военного склада-легенды. Доказательством тому явились два парня в камуфляже и пистолетами на портупеях, выпустившие к поезду рабочих в черных робах. Они не догадываются, на какой бомбе сидят, и очень удивятся, когда где-нибудь посреди их объекта, заваленного ящиками и хламом, земля вдруг разверзнется и, открыв пасть, выпустит огненную геенну в виде ревущей и изрыгающей пламя зеленой сигары.

Впрочем, не успеют удивиться.

Вольский заметил, что бетонный забор внутри оборудован средствами инженерной защиты: на стальных Г-образных опорах вровень с высотой натянута колючая проволока. Чуть выше новогодней гирляндой укреплена спираль Бруно с режущими бритвами-шипами. На отдалении – второй рубеж защиты: П100 – сетка, натянутая между фарфоровыми изоляторами. Напруга 3000 вольт!

Не хило, – прикинул Вольский, хватая детали открывшейся картинки. Для профессионала – это очень много. – Не знаю, как теперь, но когда-то все делали по уму.

– Склад как склад, – констатировал Обухов. – Только «колючки» многовато, да с высоковольткой явный перебор. А так – не придерешься.

Чумазый машинист в растянутой майке до пояса высунулся из кабины и что-то прокричал. Рабочие подхватили с платформы по мешку с цементом и, с кряком взвалив на плечи, пошли обратно. Состав тронулся. Ворота закрылись. Медлительной гусеницей поезд двинулся к проспекту.

По шпалам следом за ним зашагали и новоявленные мировые террористы.

Какие соображения, идеи, справки? – спросил Вольский. Настроение у него было отменное. Но, кроме свалившихся на голову не отработанных пока миллионов, причин этому Обухов не видел, зато сам стал суровей и молчаливей. Видимо, только дошло, во что вляпались, заключив договор с дьяволом.

При первом и втором приближении поставленная задача – НЕВЫПОЛНИМА.

Именно это соображение Обухов и высказал приятелю, используя мягкую форму.

– Если вход на пункт управления находится в спецтоннеле, на глубине десятиэтажного дома, то дело – швах! – бывший десантник, имеющий достаточное представление о предмете. – Штурмовать правительственное метро – что с ножичком на танк идти. А докопаться сверху, чтобы тротилом рвануть, – никакого экскаватора не хватит. Подобраться к крышке шахты, может, и можно, перебив человек десять «складской» охраны, но бессмысленно. Что это даст, если проход на КП отделен от шахты почти метровой толщины дверью и коридором! А крышка двести тонн! Какой кран ее поднимет? По мне – так проще сразу с деньгами свалить!

Других мыслей у Обухова не было, потому что, в отличие от Вольского, бывший десантник не привык думать самостоятельно, прилежно исполняя приказы командира. Между тем серое вещество Вольского в прочном костяном горшочке варилось, заваривая хорошую кашу и выстраивая первые наметки будущей операции.

Вместо ответа другу главарь только рассмеялся.

Вольский знал, с чего надо начинать и чем заканчивать. Имея два вкопанных в землю столба, легче строить забор. А для начала между ними следует натянуть прочный шнур, который укажет направление.

И только в одном Вольский был солидарен с Обуховым: проведение операции «Кара Аллаха» невозможно без человека, хорошо знакомого с системой подземных коммуникаций шахты. Без него – все бессмысленно. Все напрасно. Все невпопад.

Заполучить такого человека нужно любой ценой.

Связующим звеном между началом и окончанием операции, по мнению Вольского, должен стать невольный агент «Аль-Каиды» – бывший прапорщик Александр Сватко, которому Ашраф присвоил псевдоним Немой. Он стал частью чужой игры, но, пребывая в эйфорическом ожидании подарка с неба в виде больших денег, обещанных «другом Зурабом», своего гадкого предназначения в ней еще не знал. Только богам открыты предначертания судеб.

Говорят, ошибка – хуже предательства. Верно. За халатную болтливость Сватко заплачено жизнями. Уже. И безвозвратно. Но его бывшие сослуживцы, павшие от рук чеченских боевиков прямо в Москве, ни подтвердить, ни опровергнуть это изречение уже не смогут. Они вообще ничего не смогут, потому что они – были. В прошедшем времени. Когда-то. Давно. А теперь их нет. И уже никогда не будет. Но если понятие «голубого воришки», выведенное в «Стульях» Ильфом и Петровым, может существовать в виде болезненной клептомании, то «голубого предателя», на роль которого претендовал Сватко, в природе быть не может.

Конечно, если он и впрямь не «голубой».

* * *