Враг империи

Ирияс захлопнул книгу. Врал летописец, врал. Во—первых, не мог быть прекрасен лик султана, хотя бы потому, что к моменту решающей битвы возраст некроманта насчитывал пятьсот лет. За такое время, прожитое благодаря поглощенным душам, чародеи утрачивали человеческое обличье. Нет, конечно с помощью магии можно было поддерживать пристойный облик, но где—то после третьей сотни лет лицо становилось жутким. Словно само время смотрело из глаз, накладывая свою неумолимую печать на того, кто проживал чужие жизни. Во—вторых, земля, конечно, не дрожала от слов Хармеза. С чего бы великой стихии, повелительнице всего живого, пугаться пусть могущественного, пусть пятисотлетнего, но все же смертного. Солнцеподобный захлопнул книжку. Какой смысл перечитывать то, что прекрасно помнишь? Дальше мудрец победил некроманта с помощью какого—то фокуса со временем. Что это была за волшба – никто до сих пор не разгадал. А журженьцы своих тайн не выдают. Гибель султана была первой каплей в чаше горького яда поражения, которую Андастан испил до дна. Наследник Хармеза, взойдя на престол, своим первым указом запретил некромантию. Под страхом смерти. И много тысяч лет великое знание, данное андастанцам от рождения, слабой искоркой тлело под спудом жестких законов и запретов. Люди забыли о героической истории своей страны, боялись одного упоминания того великолепного искусства, которым владели их почти божественные предки. Слово «некромант» стало ругательным, его употребляли лишь тогда, когда хотели оскорбить недруга. Но богов не обманешь: сила, бурлящая в крови людей, никуда не исчезла, и никакие наказания, никакие казни и суды не вытравили ее. Андастанцы – избранный народ, в этом Ирияс не сомневался. И будущее страны – именно за некромантией. Нужно только находить тех, в чьих жилах течет кровь некромантов, нужно растить их, воспитывать, обучать и лелеять. Нужно вырастить целое поколение волшебников, способных использовать то неведомо—прекрасное, загадочное, неизвестно почему и кем дарованное умение. Конечно, прежде чем Андастан возродится, докажет всему миру свое величие и займет подобающее ему первое место в политической иерархии, придется потрудиться. Этого султан не боялся. На Востоке умеют работать.

Солнцеподобный поднялся с кресла и подошел к витражному окну, из которого был виден мощеный розовым камнем двор. Там седлали коней одиннадцать шеймидов. Десять мужчин и одна девушка. Еще одиннадцать воинов его тайной армии. Молодые, сильные, хорошо обученные. Не знающие слова «жалость», не умеющие сострадать, понимающие лишь язык силы. Готовые принять смерть во имя своей многострадальной страны и султана Ирияса Второго – гениального, мудрого правителя, вождя, сумевшего преступить через химеру страха, отринувшего нелепые запреты, ведущего свой народ к господству над миром.

Взлетев на коня, Лилла собралась уже пришпорить его и с криком «джа!» вылететь на узкую улочку, ведущую к торговому тракту. Но вдруг ощутила на себе чей—то пристальный взгляд. Она подняла глаза и увидела, что сверху через разноцветные мозаичные кусочки витража на нее смотрит Солнцеподобный. В который раз девушка поразилась одухотворенности его лица, угольному жару черных глаз, их священной одержимости. «Как он прекрасен, наш великий учитель», – подумала она, склоняя голову и краем сознания улавливая ласковую улыбку на этом чудесном лице. Ради него Лилла готова была пройти через любые испытания: затеряться в чуждом Галатоне, изображая дочь торговца или невесту ремесленника, жить в глухих деревнях, работать день и ночь над заготовками, не иметь дома, вечно странствовать, словно перекати—поле… и даже взойти на костер или принять любую другую смерть. Все будет блаженством, потому что в трудное мгновенье можно вспомнить эту нежную, тайную, сладкую улыбку, адресованную только ей одной.

Ирияс смотрел, как одиннадцать всадников покинули двор, и долго еще стоял у окна, распахнув створку и наслаждаясь благоуханием цветущего жасминового куста. Требуется время. На Востоке умеют ждать…

* * *

– Подъем, ребята! – зазвенел над головой голос Лютого.

Я раскрыл глаза: наступал вечер, серебро озера окрасилось в алые закатные тона, кусты отбрасывали длинные плотные тени. Рядом с Омом стоял Йайли, зеленая физиономия которого выражала решимость.

– Пора выступать. Я поведу вас тайными тропами, Рийк, – прозвучало в моей голове. – Дойдем до Тала – так мы называем реку, а в его устье, там, где Тал впадает в Шард, я вас покину. Малому племени нельзя ходить дальше.