Враг (Изгнанники в плиоцен - 4)

"Если бы ты набрался мужества в тот день! Если бы понадежнее похоронил "Кулликки"!.. Почему ж ты, молодой парень, не сделал то, на что у меня, старого пьяницы, никогда не хватило бы решимости. Тогда твоя мечта о возвращении в будущее могла бы осуществиться... Знай, Вейко, мы уже вышли в море. Нам не позволят допустить, чтобы вы выполнили свой план. Марк говорит, что хотя дети, возможно, и исполнены самых благородных чувств, но большинство из наших считает, что мы не имеем права рисковать. Скройся, Вейко! Возьми с собой Ирену, возьми с собой кого пожелаешь и поищи надежное убежище. Будь наготове!.. "Кулликки" уже взяла курс на Европу, она несет с собой смерть".

Мысленный мучительный крик ушел в эфир незамеченным. Никто из сорока двух человек, находящихся на борту, не стал прислушиваться к жалобам старого алкоголика. Его товарищи очень деликатны в личных вопросах. Дело есть дело - детей необходимо вернуть любой ценой, однако лезть в душу соседа нельзя.

Первые дни большинство беглецов отдыхало после суматошных, бессонных недель, когда пришлось готовиться к походу. Грусть по поводу обрубленных корней скоро прошла. Ушли прочь страхи, сомнения, все было зыбко в этом лучшем из миров - пример тому вечная и непостоянная морская стихия. Члены экипажа постепенно вспоминали забытые навыки, привыкали к командам, несению вахт, пассажиры жарились на прокаленной солнцем палубе, лениво наблюдали за стремительным полетом летучих рыб, следующих в кильватере корабля. Те же, кому претило безделье и созерцательность, взбирались на мачты и сверху наблюдали за длиннокрылыми фрегатами, кружащими в синем небе. Под ногами время от времени хлопали паруса... Лицо обдувал свежий морской ветер...

В эти беззаботные дни пожилые усталые революционеры приступили к тренировкам нанесения единого психокинетического удара. Сначала они освобождались от всех посторонних мыслей - руководство, выбор цели были полностью доверены Марку и десяти его наиболее твердым последователям, затем надлежало слиться в некое единое целое, в некую могучую метапсихическую единицу... Но ничего не получалось - прикасаясь друг к другу душами, они невольно растворялись в чем-то более широком, более сущем, более одухотворенном, чем та цель, которую они собирались поразить. Злобы к родным детям не было, ментальный удар получался слабым, размазанным, даже парящего над палубой фрегата бывшие революционеры подбить не могли.

Седьмого сентября, когда "Кулликки" находилась по меньшей мере в четырехстах километрах юго-западней Бермудских островов, около полудня посвежел ветер, небо подернулось свинцово-пепельной завесой. "Кулликки" ходко двигалась вперед. Пассажиры не выходили из своих кают, несмотря на заверения старого Уолтера, что такое волнение и ветерок - обычное явление в открытом море, так, легкий штормяга, один из многих, гуляющих по тропическим морям. Чем сильнее бросало шхуну, чем отчаяннее мутило людей, тем чаще уныние и страх перед будущим охватывали прежних неукротимых борцов. Шхуну швыряло из стороны в сторону, волны били в бока, прокатывались по палубе. Время от времени налетал шквальный ветер. Он постоянно менял направление - то затихал, то принимался дуть с прежней силой. Особенно жутко становилось ночью - правда, угрюмый дневной свет тоже не приносил облегчения. Лучи солнца едва пробивались сквозь пелену рваных, лохматых облаков, стремительно несущихся по небу. Море бурлило по-прежнему, огромные, вызывающие тошноту волны вздымались от горизонта до горизонта, молотили в борт "Кулликки", валили людей с ног.

Теперь и те члены команды, кто не был подвержен морской болезни, старались не покидать каюты. Рысканья, нырки, качка, которые испытывала шхуна, треск и стоны рангоутного набора, визги, щелчки включаемых и выключаемых моторов, приводящих в действие лебедки, изменяющие площадь парусов, завывания ветра, смена режимов, задаваемых вспомогательному двигателю, чтобы удержать судно носом к волне, скрип мачт и накладывающаяся на все эти звуки сильная вибрация - привыкнуть к ней было невозможно - доводили людей до отчаяния. Казалось, что они попали на сказочный кораблик, который за измену морю и своему предназначению помещен в камеру пыток, где его держат уже четвертый день, не давая ни минуты отдыха. Стрелка барометра морального состояния людей на борту указывала на ноль.

Когда пассажиры, собравшиеся в салоне, разбрелись по своим каютам, Патриция Кастелайн осталась одна. Она не могла найти себе места. Ужином, что ли, заняться, приготовить что-нибудь на скорую руку? Оба лучших кулинара - Алонзо Джарроу и Чарис Букмейстер, измученные морской болезнью, ни рукой, ни ногой пошевелить не могли, не говоря уж о том, чтобы продемонстрировать свое искусство. Подумав, Патриция решила, что она не голодна...