Враг Короны

Сварогу, собственно, в этот момент было глубочайше наплевать, ее это замок или же нет, однако Мар-Кифай после некоторого остолбенелого молчания отреагировал более чем бурно:

— Постойте-ка!

Мар-Кифай вскочил. Мар-Кифай выглядел бесконечно потрясенным.

— Мне, между прочим, известно, кому принадлежали эти земли и этот замок!.. Значит, что получается… Получается, вы из рода Ахт-Лагон?!

— Вот видите, какой сегодня важный вечер в жизни каждого из нас, — печально улыбнулась Щепка. — Срываются покровы, снимаются маски, открываются лица. Даже мой давний и ближайший соратник Мар-Кифай, от которого у меня не было никаких… ну почти никаких тайн, — и тот поражен… Поворотный вечер! Таких в жизни человека насчитывается гораздо меньше, чем пальцев на одной руке. — И закончила несколько театрально: — Ах, я определенно чувствую, что в воздухе веет пряный аромат грядущих перемен, присутствует неуловимая атмосфера великого перелома…

Поскольку верх-советник все еще пребывал в состоянии ступора и пауза вот-вот грозила перерасти в сцену, обычно именуемую «милиционер родился», Сварог кашлянул и сказал первое, что пришло в голову:

— Как я понимаю, Визари — это не родовое имя, а… ну выразимся так, творческий псевдоним.

— И да, и нет, но об этом после, — отмахнулась Щепка. — А вот родовое имя почему-то испугало уважаемого верх-советника…

— Почему это испугало?! — ожил, вскинулся верх-советник.

— Испугало, испугало, не отрицайте. И я догадываюсь — почему. —Теперь Щепка обращалась исключительно к Сварогу: — А все дело в том, что вот уже три столетия именем Ахт-Логон пугают жителей Короны. Ходит бесконечное множество легенд и преданий, в которых мой предок, Пальх Ахт-Логон, выставлен сущим чудовищем. Он-де наводил ужас на обитателей этих гор и предгорий, похищал детей и женщин и творил над ними всяческие изуверства, перебирал по ночам, как сокровища, черепа лично убитых им людей, из этих же черепов пил свежую человеческую кровь…

— Понятно, — очень осторожно поддержал это направление беседы Сварог, хотя в голове вертелось множество совершенно других вопросов. И заметил: — Признаться, в разное время и в разных местах я вдоволь наслушался до жути похожих историй — про кровожадных князей и прочих баронов. В общем-то, везде одно и то же… Значит, здесь и обитал ваш легендарный предок? Тогда не стоит удивляться, что замок стоит почти нетронутый любителями грабительской поживы… — Он положил в рот кусок сочного мяса, не торопясь прожевал. — Меня удивляет другое: каким образом при такой славе уцелел его род…

Визари подошла к окну, взялась пальцами за оконную решетку. К еде она так и не притронулась. За окном уже совсем стемнело. Наверное, и похолодало. Ветер стучался в стены и завывал от бессилия проникнуть внутрь. Что там, в потемках, делает Монах — совершенно непонятно. Наверное, зашел в одну из пристроек, отыскал какую-нибудь лавку и вытянулся на ней, чтобы проспать до утра. И ни заботы, ни печали о судьбах мира, о поворотных точках истории, о прочих животрепещущих материях… Невольно позавидуешь. Как славно было бы растянуться хоть на голом полу, лишь бы ничто ни заботило и ни печалило…

— А род мой и не уцелел, — негромко сказала Щепка, не поворачиваясь от окна. — Не знаю, сколько правды и сколько вымысла в легендах об Пальхе Ахт-Логоне. Был ли он кровожадным чудовищем в человечьем обличье, или таковым его сделала молва — за увлечение магией? Наверное, истина где-то посередине. Обычно бывает именно так. Конечно, есть способы заглянуть в прошлое и выяснить… Только зачем? Да и вообще, мертвых людей и мертвую жизнь без большой нужды тревожить не стоит…

Щепка убрала руки с решетки, но от окна не отошла.

— Так, стойте. Это меняет дело. Вы, оказывается, слишком многое скрыли от меня. — Верх-советник промакнул губы салфеткой и приподнялся. — Я должен пересмотреть кое-какие пункты нашего договора…

— Поздно пересматривать, — неожиданно жестко сказала Визари, и в ее голосе впервые послышался металл. — Дело начато и остановлено быть не может… Впрочем, — добавила она с прежней ласковой интонацией, — если вы желаете, то можете беспрепятственно покинуть нас. И будем считать договор расторгнутым. Без взаимных претензий.

Мар-Кифай поразмыслил секунду, потом сел на место и в раздражении бросил салфетку на стол. Сказал холодно:

— Вы сказали, что род не уцелел. Но как же тогда понимать… — он запнулся.