Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Проверено, — мурчала Боянка, подливая масла в огонь, — Митятич — горяч, пылок… Для отдушины самое то! — щедро поделилась мыслями. Любава аж задохнулась от негодования и возмущения. Как можно с такой беззаботностью опошлять то, что было между ней и Иванко!

Но в следующий миг подавила праведный гнев, лишь стиснув кулаки и шумно выдохнув. Не имела права на слабость и мечты… У нее теперь есть жених — князь Казимир Всеволодович! А не какой-то сын кузнеца. Сильный, умелый, ловкий не по годам, уже добравшийся до старшей дружины. Молодой… красавец, богатырь, каких еще поискать.

Едва не всхлипнув от несправедливости, Любава гордо выпрямила спину и уставилась перед собой. Не покажет как больно. Она порядочная девица и просто обязана выкинуть из своего сердца всех мужчин, которые были ему милы. Ну, если не выкинуть, то хотя бы сделать все, дабы жених не прознал о ее чувствах.

Так что, никаких Иванко Митятичей!

— Слышь, — подруга локтем пихнула в бок Любаву, — а может, сбежим, а? — строго бросила косой взгляд на ойкнувшую челядину. Марфа тотчас в уголок повозки плотнее забилась. — Ты за Иванко замуж выйдешь, а я… за кого-то другого, — словно читая потаенные мысли княжны, ворковала Боянка. — Заживем!

— Сдурела совсем? — шикнула Любава. — Представляю какого будет батюшке! Он и так едва живой. Все за сердце хватается, а узнай о таком… Да и тебя Степан Радеевич порешит. А коли не твой, так мой… и нас с Иванко, так что… — хотела снова тяжко вздохнуть, но повозка с возмущенным скрипом подозрительно дернулась и остановилась так резко, что девицы едва на пол не ухнули с деревянной скамьи, от которой уже седалища ныли.

Вечерело, но вроде еще рановато ко сну готовиться. Да и команды от Иванко и Добродько не прилетало. Диковато и загадочно.

Любава испуганно замерла.

Настала пугающая тишина и даже переговоров дружинных и фырканья коней не раздавалось. Тихо-тихо… Да так, что не слышно птиц, шелеста деревьев, даже мухи с комарами и те куда-то подевались.

— Почему так… — начала Любава, но Боянка предостерегающе закрыла ей рот ладошкой.

Послышалась возня. Кони испуганно рваной волной то копытами били, то коротко ржали. Над обозом сгущалась беда, и она страхом окутала девиц, жавшихся друг к другу.

— Оружие, — мрачно пророкотал Добродько, и тишину тотчас нарушил жуткий скрежет вынимаемых из ножен мечей, топоров и ножей.

— Все! Мы — трупы, — обреченно процедила сквозь зубы Боянка. — Говорила же я, дурная затея… Нас каждый разбойник будет рад ограбить!

— У нас дюжина дружинных, — шепотом огрызнулась Любава. — Сколько нужно разбойников супротив хотя бы одного нашего?

— Хм, тогда может и выкрутимся, — рассудила боярышня без особой уверенности.

За пределами повозки свист раздался, хруст, топот, звон металла, жуткие стоны, клокот, истошное ржание коней… Любава содрогалась от шквала звуков и кусала испуганно губы, а когда померещился стон Иванко, не выдержала и украдкой, одним глазом, припала к порезу в брезенте.

Сначала не поверила, но в ужасе выхватывая общую картинку, насчитала больше двух десятков грязных разбойников в мешковатых, подранных одеждах. Они отчаянно кидались на дружинных, сомкнувших вокруг главной повозки защитное кольцо.

От ужаса Любава плохо различала поединки, все смешивалось в общую жуткую схватку, где разбойники не казались такими уж неумелыми. И даже вместо рогатин, мечи сверкали в лучах заходящего солнца.

Земля — усеянная телами, как своих, так и чужих. Кровь, отдельные конечности, хрипы… Аж в глазах мутнеть начало. Но когда все же совладала со слабостью и отыскала взглядом Иванко, даже безотчетно комкать брезент начала. Хотелось выскочить из повозки и встать плечом к плечу с любимым. Пусть увидит, что она не боится! Что доверяет ему свою жизнь! Честь…

Митятич яростно отбивался от двух: крупного и невысокого. Разбойники были быстры и проворны. У одного меч короткий, а у другого к клинку и нож прилагался. Матерые, хитрые… Не шибко на лесных грабителей смахивающие… И от этого озарения дурнее стало. Неужто прознал Ратмир о том, что она по его землям шла?

Большого Иванко успел мечом рубануть, но тут со спины на него напал еще один — коренастый, кривоногий. Закинул нож высоким размахом и прыгнул на Митятича.

— Сзади!!! — не выдержала ужаса Любава. Завопила так громко, что не только мужики обернулись, но и Боянка с Марфой на пол ухнули:

— Дура! — запричитала боярышня. — Выдала нас! — истерично принялась качаться, напоминая маятник. — Убьют! Снасильничают!!! — едва не драла на голове волосы, подвывая подруга.

Любава сама в ступор впала. Не привыкла, что вот так… все… безысходно и страшно, но от очередного звона железа шарахнулась вглубь повозки, где истерила боярышня и всхлипывала челядина, пока совсем рядом не раздался хриплый ор:

— Девку! Девку схватите!!!

Марфа вытаращила обреченно глазищи, а Боянка побледнела, словно мертвец: