Враг мой: Сокол для Феникса

– Пошли, – за руку поймала и потянула в сторону хоромин попроще. Вильнула меж сараек, а у следующей затормозила.

Осторожно дверь открыла. Косым взглядом через плечо пригласила за собой, и только затворила изнутри, оставляя их в сумраке, тотчас подступила:

– Яр, – голос мягко дрогнул.

– Ты чего это удумала? – отступил Тверд.

– Замуж меня выдают! – выпалила боярышня, вновь шагнув навстречу.

– Поздравляю, – на миг стушевался Тверд.

– Не с чем, Яр, – всхлипнула Маришка. – Жених мой, хоть рода и знатного, но старый и противный.

– И что с того? – насторожился княжич, сохранив разор меж собой и девицей.

– Не люб он мне!

– Насмешила, – хмыкнул зло. – Когда бы это девицу смущало? Выйдешь замуж, а там… свыкнешься.

– Зачем ты так?.. – сдавленно ахнула боярышня.

– Потому что это жизнь, а вы бабы… – попытался объяснить свою ядовитость Тверд, – телом платите за внимание, тряпки, уют. От вас ни мозгов, ни поступков, ни отваги не ждут… Только делайте то, для чего вас боги мужикам дали…

– Ты жесток, – обронила убито Маришка.

– Зато правдив! – отрезал сурово. – И тебя не понимаю. Или хочешь сказать, что не желаешь хорошей жизни и готова в сарае прозябать, зато с любимым? – развёл руками от негодования.

– Я того не говорила. Я сделаю, как велел батюшка. Ему лучше знать, как мне будет правильнее по жизни и с кем, – огорошила Маришка. Тверд даже заслушался. Она… не пыталась лгать, она смирилась и принимала. – Просто… – девица замялась, – хочу, чтобы первым моим ты был.

– Что? – шарахнулся опять Тверд – спиной в стену врезался.

– Яр, – промурчала боярышня, быстро расстояние сократив. – Яр, – нежно протянула, словно смаковала его имя на языке. – Яр, – понизила голос. – Яр, – прошептала, обвивая руками за шею. – Хочу тебя… Правда хочу… Так хочу, что с ума схожу. Раз уж суждено мне быть с другим, не откажи… Коли люба я тебе, коли не противна… Покажи, как это… когда с любимым, – голос Маришки обволакивал, делая с телом нечто невиданное. Ярость в сердце, жар в паху, лава в венах… И душа воспаряла.

Как бы Тверд не гнал от себя безумные чувства, они неумолимо настигали.

Последний раз!

Сам себя убеждал, но вновь приходил в село.

Только взгляну и всё!

Но продолжал разговаривать с той, с кем не стоило даже рядом стоять!

Чуть-чуть…

В итоге уходил, когда уже вечерело…

Как бы мужской дух не был силён, он оказался слабее разумных доводов и желания плоти.

Княжич до последнего верил, что Маришка просто нравилась. Потому что одна из тех, кто ещё при его жизни младшим княжичем всегда тепло дарила, улыбки и смех.

И пусть девчонка не узнавала в нынешнем Ярополке младшего княжича Твердомира, она всё равно была собой и принимала его добротой и мягкостью.

Да возмужал, да заматерел… Богдан последние годы был ещё суровей и требовал почти невозможного. Тверду пришлось с могучими дубами сражаться. Тягать стволы исполинские. Голыми руками сражаться с лютым и крупным зверем.

Зубами и когтями сражаться за жизнь в чащобе с нечистью.

И потому из тощего отрока и жилистого парубка Тверд преобразился в высокого и крупного молодого мужчину. В воина. Охотника.

На лице его теперь были борода и усы. Пусть не такие густые и богатые как у Радомира, но всё же это следы мужественности и взрослости.

Волосы до плеч тяжёлыми светлыми прядями вились. Лишь по возвращению в хижину лесную княжич их подбирал на манер учителя, тугой веревкой на затылке стягивая, дабы не мешались. А в село, к Маришке являлся с распущенными – верёвку по голове оплетая, как местные.

– Маришка, – попытался невнятно образумить боярышню, но она не позволила, руку к губам его приложила:

– Нынче гости пожаловали важные. Батюшка будет очень занят. Нянька тоже… И Алёнке не до меня, – прижалась хрупким станом в потёмках хоромины, обвила пряным запахом, теплом.

Ещё что-то хотел было сказать Тверд, как подняла она на него свои глаза, обласкивая взглядом, и младший княжич уже был в силках дурмана.

Полные губы, налитые и дрожащие – манили, да так, что не удержался Твердомир и вкусил запретный плод. Осторожно, мягко, чуть придержав за талию трепещущую боярышню. Сам не понял ощущение, потерялся… покуда его губ не коснулся стон разочарования Маришки. Вот тут зверь внутри взбунтовался. И тогда припал княжич к приоткрытому рту с большим жаром. Теперь поглощал, давил, мял. Упивался и глотал.

Маришка была необычайно вкусной и податливой.

Сладкой, как мед.

Твердь любил сладкое! Потому углубил поцелуй до сумасшествия и позволил телу то, чего лишал себя в отношении Маришки до сего момента. Плоть вмиг налилась и требовала разрядки. В груди заходилось неистовое сердце. А в голове лишь билась отчаянная мысль: «Взять! Сделать своей!»

Руки ужа давно жили сами по себе и исследовали девичьи округлости.