Пытаясь заморочить нам голову, западные дипломаты обещали в виде компенсации «доплачивать» стоимость паромных и авиационных билетов до уровня проездного на автобусе. При этом они полностью игнорировали доводы российской стороны о том, что есть немало граждан, которые в силу различных обстоятельств пользуются исключительно наземным транспортом. Кроме того, авиационными маршрутами Калининград был связан лишь с несколькими городами России, а это неминуемо привело бы к дискриминации значительного числа граждан, проживающих в провинции.
Например, из города Сафонове Смоленской области в Калининград, минуя Москву, ходил прямой поезд. В случае введения визового режима жители Сафонове должны были сначала отправиться за визой в литовское консульство в Москве (это семь часов поездом), отстоять там несколько дней в очередях (при этом еще где-то раздобыть себе ночлег в столице), вернуться тем же поездом в Сафонове и только после этого садиться на прямой поезд в Калининград. Стоимость поездки в Калининград с учетом «крюка в Москву» и обратно, а также консульских сборов и стоимости проживания в Москве, возрастала в 2–3 раза. Для пенсионера это означало запредельные расходы и попрание его человеческих прав. Причем количество таких «провинциалов», направляющихся транзитом в Калининград к своим родственникам, было оценено нами примерно в 50–60 тысяч человек в год. Эта цифра означала уже массовое нарушение прав человека.
К концу весны 2002 года переговоры дипломатов России и Евросоюза по калининградскому вопросу окончательно зашли в тупик. В поведении Путина я заметил крайнее раздражение ходом дела. Он предчувствовал надвигающееся на страну публичное унижение и не знал, как его избежать. «От того, как будет обеспечен транзит людей и грузов между Калининградской областью и Россией, без преувеличения будет зависеть будущее отношений России и Евросоюза», — заявлял тогда президент России, отмечая, что предложения Москвы «пока не находят понимания»: «После того как состоялись похороны «холодной войны», возвращение к таким подходам непонятно». До введения литовских виз для транзитных пассажиров в Калининград оставалось всего полгода, рычагов давления на Брюссель в Кремле и МИДе не видели, и все думали над тем, как объяснить гражданам России очередное внешнеполитическое поражение страны, на сей раз задевающее права миллиона граждан на передвижение по собственной стране. Мало того, что вся Восточная Европа, еще вчера открытая для посещений, отправила наших граждан выстаивать изнурительные очереди за визами, так теперь еще и себе домой без платной визы не проедешь.
Нужно было найти иную стратегию переговоров. Обложившись пачками документов, несколько сотрудников аппарата нашего Комитета Госдумы по международным делам — Аркадий Заикин, Владимир Фролов, Николай Барков, а также привлеченный мной к этой работе Андрей Савельев — принялись изучать шенгенское законодательство с целью найти в нем внутренние противоречия и зацепки, которые мы могли бы использовать в продвижении нашей позиции.
Вместо лобового подхода МИДа мы решили использовать приобретенный нами в ПАСЕ опыт парламентского «крючкотворства», которое бюрократам Еврокомиссии крыть было нечем. Кто-то из нас предложил применить против европейцев их же излюбленное оружие — тему защиты прав человека — и перевести камерные дипломатические переговоры в широкую публичную правозащитную дискуссию.
Сама стратегия на переговорах с ЕС по Калининграду предполагала решение двух задач.
Во-первых, мы предложили рассматривать возможность решения вопроса о калининградском транзите с точки зрения перспестивы полного упразднения между Россией и странами ЕС визового режима. В этой связи мы подготовили президенту проект его послания главам государств Евросоюза, который и дал старт нашему «штурму» Брюсселя и Вильнюса.
Предлагая найти «временное решение», мы указывали на наличие в самом шенгенском законодательстве брешей для правового решения конфликтного вопроса. Например, Статья 5.2 дает право стране-участнице делать исключение из режима Шенгена или приостанавливать этот режим в отношении отдельных категорий иностранных граждан «по гуманитарным соображениям», по соображениям «национальных интересов» или в связи с другими международными обязательствами. А внимательно прочитанная нами Статья 141, оказывается, прямо давала возможность странам-участницам добиваться внесения изменений в правила Шенгена в связи с «фундаментальным изменением обстоятельств». Очевидно, что появление части российской территории внутри шенгенской зоны подпадало под это определение. Ведь «творцы Шенгена» ни в 1985-м, ни в 1990-м году не могли предвидеть распада СССР и расширения ЕС, что, собственно, и послужило «фундаментальному изменению обстоятельств».