Наверху сырой ветер был сильнее, и Федор скоро продрог. Внутри памятника экскурсовод демонстрировал небольшой кучке посетителей-немцев эхо, но, завидев советского офицера, оставил тех, подошел к Федору и стал рассказывать ему историю памятника в надежде на щедрую плату.
Федор слушал рассеянно, а потом вспомнил и спросил про русскую церковь, построенную рядом с памятником — в память погибших русских воинов в «Битве народов». Экскурсовод вывел его на площадку перед входом и показал рукой вниз — на зеленую крышу церковки.
У подъезда церкви стоял чей-то серый «Хорьх» с советским номером. Федор хотел уже было отказаться от мысли осмотреть церковь, как из дверей вышел чернобородый священник с ключами в руке, а за священником советский генерал.
Федор сразу узнал его и, забывая куда и зачем он едет, выскочил из автомобиля.
— Герой! Какими судьбами?
— Проездом, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Федор и тут же, вспомнив все, смутился, главное от того, что надо было врать.
— Я тоже. Давно собирался посмотреть церковь. Утром был в Дрездене и решил воспользоваться случаем: пойдем взглянем на могилы наших храбрых предков.
Священник возился с замком на дверях склепа. Пришлось спускаться по узким каменным лестницам.
Генерал первым снял фуражку и молча читал надписи на старых потемневших плитах, под которыми были погребены офицеры русских полков, погибших в битве с армией Наполеона. Федор тоже снял фуражку, но больше смотрел на свежие венки от советских частей.
Священник-серб что-то тихо говорил на неправильном русском языке.
Было холодно и торжественно. Генерал, опустив брови, слушал объяснения священника. Федор смотрел на генерала. Ему хотелось в эту минуту рассказать тому обо всем, что случилось, но он не имел права ставить своего генерала в положение соучастника в побеге.
Когда вышли наружу, Федор спросил:
— Товарищ генерал, разрешите дать немного денег священнику на церковь?
— Конечно, — ответил генерал, но сам отошел, завидев приближающуюся группу офицеров. Федор вернулся к запиравшему склеп священнику. В руке его была крепко зажата зеленая бумажка.
— Батюшка, можно мне пожертвовать на церковь?
— Почему же нельзя, юноша, — многие офицеры жертвуют на Божий дом, — просто ответил священник.
Отдавать деньги было ужасно неловко. Священник, увидев банкнот в тысячу марок, внимательно посмотрел на Федора.
— Батюшка… помолитесь за раба Федора, — быстро проговорил Федор, не зная, почему и откуда пришла к нему эта фраза, и торопливо побежал с крыльца. Священник остался стоять с ключами в руке, зеленой бумажкой — в другой. Ветер рвал на нем рясу, забрасывал на лицо волосы. Приехавшие офицеры несколько раз окликали его.
Генерал сидел в автомобиле и поджидал Федора.
— Мне надо еще к генералу Кафтанову — он здесь комендантом. Поедешь со мной?
— Спасибо, товарищ генерал, но я должен торопиться. До свидания… Кланяйтесь Наталье Николаевне… — Его выдал голос. Генерал удивленно поглядел:
— Ты что, герой, сегодня странный какой-то?
— Нет, ничего, товарищ генерал… Я только хотел, чтобы вы и Наталия Николаевна никогда не сердились на меня…
— Да с чего это ты взял? Нет, в церковь тебе ходить нельзя. До свидания, герой. Приезжай — мы оба тебя любим.
Федор долго смотрел вслед генеральскому «Хорьху».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Дом стоял на окраине, полуразрушенный, окруженный развалинами. Старуха-хозяйка охотно сдала Инге одну комнату.
В окне виднелись руины, а за руинами темнела зубчатая стена леса.
Солнце еще не село. Фигура Федора двигалась в закатном свете, вихря за собой рой светящихся пылинок.
— Как же другие переходят? — повторил он, ни к кому отдельно не обращаясь.
— Переходят, господин майор, но риск… — ответил Карл, сидевший у печки.
— Фрау Шмидт говорит, что дней через пять с той стороны вернется ее знакомый — он переводит с гарантией, — прибавила Инга. Она сидела на кровати против окна — вся в багрянце и, не мигая, смотрела на солнце.
Федор остановился и поглядел на нее.
По освещенной стене, прямо над головой девушки, стояла тень оконной рамы, похожая на тень большого креста.
— Мы не можем столько ждать! Не можем! — и, еще раз поглядев на крест, зашагал по комнате.
Они жили в Нордхаузене третий день. Карл отказался возвращаться в Берлин до перехода Федором границы. Ни он, ни Инга, несмотря на все старания, не могли найти проводника. Немцы толпами ходили на ту сторону, и их часто задерживали; после двух-трех дней опроса, обычно, отпускали. Если бы задержали Федора, то акцент выдал бы его, да и документов немецких не было.
— Завтра ночью пойдем во что бы то ни стало! Надо…
Его перебил стук во входную дверь. Инга и Карл вскочили. Она хотела подойти к Федору, но тот нетерпеливо махнул рукой уходить в кухню. Достал из-за печки пистолет и положил в карман. Стук повторился. Федор вышел в коридор.
Фрау Шмидт оторвалась от глазка двери:
— Какой-то военный, — и уступила место Федору.
За дверью стоял Василий.
Василий вошел боком и первое, что увидел, — гражданское платье Федора. Забывая поздороваться, шагнул к нему:
— Что случилось, Федя?