Враг неведом

Люк удалось отыскать, конечно же, чисто случайно. Твердислав наудачу пнул груду насквозь проржавевшего хлама (хотя, конечно, делать этого не стоило — в подобных кучах могли отыскаться и весьма неприятные сюрпризы вроде чего-нибудь неразорвавшегося или специально установленного) — и увидел аккуратный серый круг мембраны. Ещё одно новое слово послушно всплыло в памяти — и когда это только Учителя сумели заложить в него столько?

С легким чмоканьем преграда исчезла. Несмотря на почтенный возраст, вся техника действовала превосходно, если только не погибала от прямого попадания. Пахнуло затхлостью, сыростью и вообще всем тем, чем положено пахнуть в подземелье. На уходивших во тьму железных скобах собралась пыль, и это при том, что по идее пыль вообще не могла проникнуть через мембрану — ну разве что самая малость. Очевидно, люк не открывали уже очень, очень давно.

Твердислав начал спуск.

Сперва всё шло хорошо. Среди захваченного им снаряжения был вечный фонарик, укреплённый на правом плече комбинезона, его света вполне хватало Ничего интересного в отвесно уходящем вниз колодце не было — покрытые какими-то разводами и пятнами стены да изредка попадающиеся чёрные панели со странными переключателями и кнопками. Выяснять, действует вся эта механика или нет, было некогда, и Твердислав решил заняться этим в следующий раз или по крайней мере на обратном пути.

Когда он уже изрядно спустился, кружок света над головой внезапно померк — мембрана автоматически перекрыла слишком долго остававшийся свободным проход

Твердислав искал поперечный ход и вскоре нашел — колодец кончился, упершись в дно полукруглого тоннеля. Вдоль стен тянулись настоящие джунгли из кабелей, невольно Твердислав вспомнил подземелья, по которым они шли вместе с Чёрным Иваном, — насколько же там всё было иным! Здесь — лишь мёртвый, вылизанный камень стен да гирлянды проводов — иные совсем тонкие, иные толщиной в человеческое тело. Непохоже, чтобы всем этим хозяйством пользовались — множество разрывов, свисают разлохмаченные концы, на гладком сером полу кое-где чёрные маслянистые пятна.

Подземелья, подземелья… Почему так? Почему мы так настойчиво бежим от чистого неба и честной схватки в вольном поле, забиваясь в каменные лабиринты? Почему не можем решить дело сразу, почему длим нестерпимую муку войны? Когда в кланах вождь не мог разрешить спора, назначался поединок. Один. И никому не приходило в голову оспорить его итог. Одна яркая искра — вместо тлеющего годы огня… Вопросы, вопросы, вопросы — и нельзя надеяться даже на Великого Духа. Он, наверное, хочет посмотреть, как Твердислав справится без Его помощи, — ну что же, мы справимся. Потому что клан Твердиславичей не отступал никогда и ни перед кем. Не ему, вождю, нарушать этот неписаный закон.

Идти оказалось неожиданно легко. Парень ожидал ловушек, хитроумных капканов, каких-нибудь злобных тварей наподобие тех, что встретились им с Чёрным Иваном, — однако он оставлял позади поприще за поприщем, а прямой, как стрела, тоннель оставался по-прежнему пуст и мёртв. Ровная дорога, ведущая прямиком во владения Умников, — почему же они до сих пор не воспользовались ею? Странная какая-то война. Если бы ему, Твердиславу, представился шанс одним ударом — пусть даже и в спину — покончить с вечным ужасом ведунских набегов, он не стал бы колебаться. Жестоко, но справедливо. Клан должен жить — и не он начал бесконечную войну с силой Змеиного Холма.

…Трудно сказать, что заставило его насторожиться. Изменился воздух? В нём появилось нечто… нечто неуловимое, словно слабый цветочный аромат поздней и холодной весны, когда уже распустились первые венчики солнечников, а в глубоких оврагах упрямо держатся купы синеватого снега?

“Я перешёл Границу, — понял Твердислав. — Я перешёл Границу”. И было в этой короткой фразе нечто завораживающее, притягательно-волшебное. Он шёл по владениям неведомого врага, врага, непонятно к чему стремящегося и непонятно чем вооружённого. Несложно было догадаться, что огр и всё прочее, явленное ему силой Аэ, — лишь малая толика из доступного Умникам. Ничтожно малая толика — и где же тогда настоящий предел?

Юноша стоял, глубоко и размеренно дыша. Он старался сосредоточиться, старался отыскать хотя бы слабое дуновение великой Силы — ведь как бы иначе Умники смогли творить свои миражи?

Ничего. Ничего. Ничего. Сосущая пустота там, где должен бурлить могучий поток. Как, во имя Всеотца, удаётся той же Аэ её чародейство? Откуда, кроме как от Всеотца, может проистекать Сила этого мира?

Мало-помалу он перестал ощущать запах — то ли притерпелся, то ли волна тонкого аромата миновала его. Дальше, Твердь, дальше!

Дальше стало хуже, и притом намного. Запахи теперь накатывали волна за волной, то лёгкие, ускользающие, то тяжёлые, сладкие, тягучие, от которых вдруг начинало стучать в висках, пересыхало во рту, а на ум приходили самые неподходящие для такого момента видения, все, как на подбор, непотребные. Приходилось останавливаться, усилием воли отгоняя томные грёзы.