— Больше? В четыре раза? Уверен? — в голосе собеседника зазвучали нотки азарта.
— Уверен. Инфа, что наши всей дурью попрут на сепаров — это, конечно, важно. Но ещё важнее, а, главное, дороже, — Мыкола демонстративно пошевелил большим и указательным пальцами, — инфа, что амеры собираются сделать в Сирии.
— Но мы же не знаем, где они собираются это сделать.
— А это не имеет значения. Главное результат. Если провокация состоится, последствия будут, сам понимаешь, какие. Но если заранее сообщить москалям…
— То за эти сведения они отвалят нам в три раза больше, чем сепары за данные о наступлении.
— В самую точку, камрад Петро, — засмеялся Мыкола.
— А нас не кинут? — внезапно заволновался «партнер».
— Только если привлечём кого-нибудь третьего.
— Это ещё почему? — удивился Петро.
— Потому что трое — это уже партизанский отряд с предателем, — заржал собеседник…
— Они и вправду решили пойти ва-банк?
— Да, Владимир Владимирович. Все источники подтверждают, — развёл руками директор Службы Внешней Разведки.
Президент поднялся из-за стола и медленно прошёлся по кабинету. Шагов через десять он неожиданно поймал себя на мысли, что всё это уже было. Семьдесят семь лет назад, здесь же, в Кремле. Что он ведёт себя практически так же, как и тогдашний руководитель Великой Страны. И так же, как тот, не хочет верить в происходящее. В то, что так называемые «друзья и партнеры», закусив удила и наплевав на разум, на грозящую всему миру опасность, собираются обрушить этот мир в пропасть. В новую мировую войну и новую катастрофу.
Впрочем, одно отличие от того человека у нынешнего президента всё-таки было. Фактам он доверял несколько больше, чем самому себе и «партнёрам».
— Что по Европе? — развернулся он к сидящим за столом разведчикам и генералам.
— В Европе, я полагаю, никто не рискнёт, — сообщил начальник Генштаба. — Даже поляки. Даже если на них надавят. Нервених, Шпангдалем, Рамштайн, Лейкенхит, Милденхолл, Кляйне-Брогель, Фолькель, Авиано, Бюхель, Араксос, Фэрфорд, Леуварден, Геди. Авиабаз, где обслуживалось и хранилось ядерное вооружение, больше не существует. Вместе с этими базами исчезли и находящиеся там самолеты. Это почти девяносто процентов натовского европейского парка. А, как известно, без авиационной поддержки натовцы не воюют…
— Скажем больше, они вообще последние годы воюют одной только авиацией и ракетами, — вмешался министр обороны. — Афганистан и Ирак это хорошо подтверждают. До девяносто пяти процентов всех боевых действий ведутся там путем применения крылатых ракет и авиаударов. На земле действуют только отдельные группы спецназначения и местные как регулярные, так и нерегулярные части.
— У нас же, — продолжил руководитель Генштаба, — атомная катастрофа затронула, в основном, РВСН и подводный флот. Серьезные авиационные потери коснулись лишь двух крупных аэродромов — в Энгельсе и Украинке…
— Ничего себе лишь! — дёрнул щекой хозяин кабинета. — Практически все стратеги. От четырёх полков осталось три самолета, и те — в ремонте.
— Есть ещё два девяносто пятых в учебных центрах, — заметил министр. — Плюс сохранилось большое количество двадцать вторых. Шайковку с Оленьей вообще не задело, а они как раз на западном направлении.
— Я знаю, — кивнул президент, вновь занимая место во главе стола.
Помолчав секунд десять, он поднял глаза и обвёл взглядом собравшихся.
— Итак, если я правильно понимаю, ситуация следующая. Наши заокеанские коллеги решили проверить нас на прочность на южном фланге. И не просто проверить, а полностью разгромить нашу Сирийскую группировку. Только там они имеют значительный перевес в силах и средствах. Две полноценные авианосные группы, в Индийском океане и Средиземном море. Базы в Эмиратах, Катаре, Бахрейне, Кувейте, Омане, Саудовской Аравии и Ираке. Из НАТО будут задействованы только британцы и, возможно, французы. Хотя последние вряд ли. Их экономика практически рухнула из-за энергетического коллапса. Кроме того американцы уверены, что с европейцами мы воевать не будем. В Северной и Центральной Европе боевых соединений почти не осталось, поэтому отвлекаться на них и ввязываться в войну на этом театре нам ни к чему.
— Да те же немцы или голландцы со скандинавами и сами желанием не горят, — ворчливо отозвался министр обороны. — Делать им больше нечего, кроме как с нами в войнушку играться. У них и обычных проблем сейчас выше крыши.
— Это точно, — поддержал его руководитель МИДа. — Мировой рынок схлопывается на глазах. Дефициты бюджетов становятся для Европы одним большим чемоданом без ручки. Им больше не на чем зарабатывать и нечем кредитоваться. Боевые действия против нас способны похоронить Европу не только как экономического игрока, но и вообще как цивилизацию. Запросы и письма с уверениями в нейтралитете нам уже вагонами шлют. И, похоже, что это не блеф.