Враг престола

— Как ни крути, а прошлое настигает человека, — продолжил свою мысль старый Варик. — Мыслю я, что многие не пришли сюда сегодня, опасаясь, что юноша этот ткнёт их носом в собственное бесчестье. Его отец действительно долгие годы помогал нам, а мы бросили его в момент нужды, обрекая на гибель.

— Откуда же ему известно о том уговоре? — вновь вопросил Окам. — О'Кейл поведал ему? Кто мог знать о нём, кроме вас, старцы?

Мне это подозрительно. И потом; почему человек этот называет себя наследником графа? Или наследование у вождей королевства уже не распространяется от отца к старшему отпрыску?

— Что вы имеете в виду, почтенный Окам–ша'ад? — спросил другой вождь, бородатый воин, лысую голову которого украшал длинный рваный шрам, оставленный то ли когтем зверя, то ли орудием недруга.

— А вы не слышали? Его брат Грегори, истинный наследник безумного графа, был недавно схвачен на Восточном тракте. Какие–то дикари, подвизавшиеся служить их королю, утащили его в столицу. Чернокровые. — Окам презрительно сплюнул в жаровню, произнося это слово.

Эдуард стоял как громом поражённый. Грегори жив? Как такое может быть? Почему он ничего не слышал об этом? Почему брат не пытался вытащить его с каторги? А может, он не знал? Нет, он должен был об этом знать. Как же справедливость? Как же поруганная честь семьи? Кто, как не первый наследник, должен был отомстить за неё?

У Грегори и Эдуарда были разные матери, и дети никогда особо не ладили, но это не отменяло кровного родства. На протяжении двух долгих лет, проведённых Эдуардом в застенках Гнезда Олофа, он был уверен, что брат мёртв, что он сгинул на войне. А как иначе, если учесть, что он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь младшему родичу? Во всяком случае, так теперь это видел сам Эдуард.

— Сейчас это не важно, — рассудил Варик. — Если Грегори Колдридж попал в руки королевского сектома, его можно считать мёртвым.

— Духи сказали мне, — тихо ответил Эдуард, захваченный своими мыслями. — Союз, некогда заключённый моим отцом и вашими народами. Мне поведали о нём духи.

Повисло молчание. Наибы племён смотрели на Эдуарда. Одни — с любопытством, другие — с равнодушием, третьи — с недоверием.

— Люд молвит, будто ты — муаз’аммаль, — подал голос потягивающий трубку старик, сидящий прямо напротив Эдуарда. — Так ли это?

Лицо этого человека чем–то неуловимо напоминало Хазара. Резная трубка в тощей руке добавляла сходства. Голову украшал тонкий тюрбан, а подбородок серебрился короткой седой щетиной.

Заглянув в карие глаза старца, Эдуард припомнил одно из своих видений. Залитое кровью знамя Колдриджей, реющее над горящими полями. Было ли это картиной прошлого, или духи показали ему будущее?

— Я не знаю, — честно признался Эдуард.

— Бабкины сказки, — отрезал Окам. — Духи не выигрывают войн. Их выигрывают солдаты. Сколько у тебя воинов, Эдуард Колдридж?

— Полторы тысячи, — ответил за него К’Халим.

— И что вы собираетесь сделать против многотысячной королевской армии? — не унимался молодой наиб.

Подал голос угрюмый здоровяк, сидящий рядом с Вариком. Вопреки просьбе Эдуарда он говорил на пустынном языке. К'Халим шёпотом перевёл сказанное.

— Это Джахид Эль'Гурук, сильный вождь. Он говорит, что в королевстве разлад. Многие восточные землевладельцы недовольны новым управителем, а на обезглавленном севере зреет смута. Основная часть королевской армии отошла к Железным горам, другая защищает великую стену на западе. Если ударить сейчас, можно дойти до самой столицы.

— Нас слишком мало, — возразил Окам. — Мы не можем так рисковать. Пока что глаза короля направлены на запад. Зачем нам привлекать его внимание? Время Небесной Дюжины давно прошло.

— Ты молод, Окам. Ты не знаешь времён, когда земли от Трещины до Матери озёр и рек принадлежали нам, наибам великого ханства. Власть кагана, великого Бах'Руссана, отца Двенадцати, простиралась от Восхода до Петры. От зубцов Карас'Гар до внутренних островов. Ты забыл, что такое честь, что такое гордость…

— Не рассказывайте мне о чести, старики, — на лице Окама появилась гримаса отвращения, — не я нарушил воинскую клятву, когда безумец поднял своё восстание. Это сделали вы.

— Мой отец не был безумцем, — отрезал Эдуард.

— Он обещал нам поддержку ещё одной провинции, — возразил тучный обладатель огромных усов, словно ища оправданий. — Её так и не последовало. Ввязываться в бой с короной было чистым самоубийством.

— Твои люди всегда избегали драки, Хусри–ша’ар, — поддел его молодой наиб из окружения Окама.

За толстяка вступился другой вождь, сказавший что–то не менее обидное на языке пустыни. Слово за слово, в шатре поднялся настоящий гам. Эдуард не понимал, что говорили друг другу наибы, а К’Халим просто–напросто не мог перевести всех их эмоциональных перебранок.

Эдуард почувствовал их присутствие. Незримые спутники обволакивали его, нашёптывая свои холодные слова. К своему удивлению, юноша заметил, что начинает понимать язык кочевников. Отрывистые, незнакомые и чуждые уху слова каким–то образом начинали складываться в понятные образы и значения.